...некоторые вещи кажутся слишком незначительными для Великих, а кошка может знать то, чего не знают Древние Боги (с)
Старый перевод фанфика, написанного по фильму "Тор". Сам фанфик закончен не был, соответственно, застопорился и перевод.
Тем не менее, считаю возможным начать постепенно выкладывать одиннадцать переведенных мной глав, заново вычитанных и подправленных. В конце концов, сам фанфик чудо как хорош, а получившимся у меня переводом я осталась довольна.
Изначально перевод публиковался в Тhor communitythorcommunity.diary.ru/?tag=4412165
Название: Eidolon (Призрак)
Автор: Llanval (archiveofourown.org/users/Llanval/pseuds/Llanva...)
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя, Локи, Один, Хельблинди.
Краткое содержание: Сокровищем Ётунхейма называл его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
От автора: Начало этому фанфику дал милый, безобидный запрос на посвященном фильму «Тор» кинкмеме, в котором просили историю про сватанье Тора к Локи. Но изюминкой запроса было то, что Лаувейя должен быть любящим, заботливым отцом, из-за которого сватанье затягивается и всячески усложняется.
В моих руках этот добрый маленький запрос превратился в монстра…
Нижеследующее результат моего разыгравшегося воображения, построившего целый мир вокруг маленькой просьбы о Лаувейе, оказавшемся родителем, которого заслуживал Локи.
Глава 1: Мои труды позволили увидеть сады, лежащие в недосягаемых далях
читать дальшеКогда неласковые руки времени смыли худшую боль, Лаувейя прижал новорожденного к груди. Дитя не издало ни звука, ни вскрика, ни жадного визга. В стылом воздухе звучало лишь эхо его собственной боли да тонкая, острая музыка ветра, звенящего сосульками в вышине.
Сначала пришел стыд, стыд за то, что он принес в этот мир, гнев от упущенной возможности. Лаувейю охватило черное кислое веселье при воспоминании о самонадеянной уверенности в том, что он в своем величии может совокупляться с кем захочет и все равно родит наследника, достойного могучего трона Ётунхейма.
Ошибка.
Слово оставило горький и чуждый привкус на языке.
Глядя на безмолвное дрожащее существо в своих руках, он мечтал расколоть его голову о ближайшую глыбу сверкающего льда. Подобная жестокость успокоила бы рвущийся наружу гнев. Его первенец – крошечное странное нечто… насмешка над его собственным образом и фигурой.
У новорожденного были волосы! Черные как глубокий холодный океан, что омывает своими чарами континент Трим. Отец Лаувейи называл его Тенью Фафнира, зверя прилива, подстерегающего всех беспечных ётунов, осмелившихся считать Море своим владением. Лаувейя не понимал отца до сего дня: что есть тень пред ослепительным сиянием Зимнесвета? Он понял теперь, намотав на палец тонкую прядь мокрых волос собственного ребенка. Младенец состоял из теней, игры света и голубой кожи.
И все же…
Младенец был красивым… прекрасным. Не ётун. Лаувейя знал, что он есть, не хуже своего знал образ своих людей, в расе ётунов нет красоты. Лишь в зиме достаточно красоты, во всех её неласковых формах.
Но здесь, в его руках было то, что цениться превыше всего в Девяти Мирах, нечто, способное устыдить Асов.
В тот час Лаувейя понял, что он родил в своем дворце, что продолжило длинную и непрерывную родословную Королей Ётунхейма.
Крошечное божество, принадлежащее Лаувейе и только ему.
Первенец Громовержца, Лаувейи, Ётунхейма.
Принц.
Лаувейя неусыпно следил за сыном, его тень, подобно когтям кровавого орла, падала на каждого, кто осмеливался прикоснуться к крошечному темноволосому ребенку. Он смотрел, как его дитя становится красивее и умнее с каждым расцветом зеленой луны, являющей Ётунхейму свое израненное рябое лицо лишь раз в солнечном году.
Сын называл его папой, отцом с ясной, незамысловатой радостью. Слова, вылетающие из изогнутого как лезвие меча рта, били по Лаувейе с теплотой, какой он не испытывал никогда ранее.
Гордость, привязанность… любовь. То, что раньше было для Лаувейи пустыми словами, которые он в нужный момент использовал и отбрасывал как ребенок надоевшую игрушку, приобретало истинный смысл под изгибами его рёбер. Поначалу он боялся того, что Локи расшевелил в нем, позже – научился принимать с плохо разыгрываемой непринужденностью.
Ко времени, когда Локи сумел подняться и сделать несколько шажков по сияющим полам Дома Высокой Зимы, у Лаувейи вошло в привычку управлять двором, баюкая на коленях крошечного, похожего на птицу сына. Неожиданно, но для большинства ётунов это было зловещим зрелищем. Что за существо способно очаровать Короля настолько, что он нарушает неписаный, соблюдаемый тысячелетиями древний обычай? Маленькое, слабое, странное, его должно отдать Фафниру, глубинам, дабы не оскорбляло оно сильных и достойных.
В честь первого дня рожденья Принца Лаувейя отправил девять сотен лучших ётунов, посмевших клеветать против вида Локи или усомниться в его происхождении, в тот самый Океан, которому они хотели отдать младенца.
Сидя на коленях у отца, Локи молча смотрел, крошечные пальчики обхватили крупные изумруды, вплетенные в его волосы.
Лаувейя знал, что плещется в этих карминных глазах – магия. Он родил на свет заклинателя рун, колдуна, чародея – первого за последнюю тысячу лет.
Девять сотен слепых, жалких ётунов утонули в брюхе Фафнира, а Лаувейя прижал сына к широкой груди и плотнее укутал в волчий мех дрожащую фигурку. Локи издал похожий на смех звук, звоном тысячи сосулек огласивший чертоги отцов его отца.
Лаувейя решил, что это замечательный звук.
Лаувейей овладел голод.
Капризные ветра несли предчувствие битвы, и еще до следующего восхода зеленой луны Война прошествовала к вратам Ётунхейма. Асгард, волчица с красной пастью, положил глаз на Ётунхейм, так же как Ётунхейм положил глаз на Мидгард.
Это тянулось, тянулось и тянулось.
Лаувейей овладела усталость.
Когда Локи достиг возраста четырех зеленых лун, магия сжигала его подобно неземному огню. Лаувейя вернулся с поля битвы, покрытый кровью врагов по самые израненные плечи, лишь для того, чтобы увидеть своего крошечного первенца в неласковых руках смерти. Казалось, что кровать проглатывает Локи, меха скрывали его изящные руки с длинными пальцами. Пот – пот! – пропитавший густые черные волос, окрасил ярко-голубую кожу горьким, пугающим серым.
Лаувейя молчаливо ждал выбора Смерти, краем глаза замечая печальное мелькание других своих детей.
Шесть дней блуждало его дитя под приливом, на седьмой день Локи проснулся, и весь Ётунхейм содрогнулся от оглушительного вопля новорожденной мощи божества.
Лаувейя вернулся к войне с Асгардом, радостный, выдыхая на врагов лёд и пламя со стократ умноженной яростью.
Свет пятой зеленой луны нашел Локи в созданном им саду, в громадной тени младшего брата Хельблинди.
– Локи, что это? – гладкое лицо Хельблинди сморщилось от любопытства.
– Лиса, – раздраженно фыркнул Локи. – Ты все еще не прочитал книгу, что я дал тебе?
– Я рассматривал картинки, брат.
– О да, это гораздо лучше чтения.
– Ага! – кивнул Хельблинди, будто спеша согласиться со старшим братом. – Разве не так?
Локи обнаружил, что его губы, будто по своей воле, изогнулись в легкой, тайной усмешке.
– Разумеется так, брат.
Лиса слишком мала, и её уши недостаточно остры, но настоящей он никогда не видел и не увидит, пока отец воюет в Мидгарде. Но у Локи был сад, заполненный под завязку вещами, существами и формами, которых он никогда не видел – лед податливый материал, и в него так легко вливать свои чары. Но для того, чтобы сделать все правильно, времени было достаточно, хотя он все еще мечтал увидеть настоящее дерево, настоящий цветок, настоящего оленя. Он очень расстраивался, что цвета, над которыми он так долго бился, таяли как тонкая корочка льда на солнце, оставляя лишь форму и оттенки коричневого, фиолетового, зеленого, желтого, красного. Но и этого достаточно, чтобы сад радовал его отца сверх всякой меры. Достаточно, чтобы сильные руки Лаувейи обняли его, чтобы отец назвал его милым маленьким магом, маленьким чудом, даже перед лицом пяти дюжин самых страшных и диких отцовских воинов.
Мысль об это грела Локи, и свою гордость он носил подобно короне.
Взойдя в седьмой раз, зеленая луна застала Локи бегущим по коридорам Дома Высокой Зимы подобно лисе в зарослях ежевики.
– Хельблинди! Давай, брат, сегодня ты слишком медлителен! – Локи знал, что не стоит насмехаться над младшим братом, но Хельблинди не видел еще и пяти зеленых лун, а Бюлейст – только три, и Локи обидно казаться настолько маленьким в их огромной тени. Хельблинди уже почти догнал отца, а размеры Бюлейста могли бы устыдить гору. Он не играл с Локи в чертогах Дома Высокой Зимы.
– Брат! – острый ветер принес голос Хельблинди, и Локи на мгновенье позволил холодным пальцам Ётунхейма пробраться под тяжелый мех одежды. – Брат, не заходи так далеко, отец рассердиться, если с тобой что-то случится.
Испуг в грубом голосе Хельблинди можно было услышать даже на таком расстоянии.
Локи улыбнулся. Приятно знать, что он все еще может перехитрить и перегнать своих братьев, пусть они и выше, и сильнее. Хорошо знать, что отец все равно любит его больше.
Сокровищем Ётунхейма звал его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
Достав из волос изумруд, Локи кинул его на пол и исчез в облаке зеленого пара.
Но даже хитрая уловка не позволила Локи закрыть двери своей комнаты раньше, чем по чертогам Дома Высокой Зимы разнесся страшный крик. И вдруг отец распахнул двери, разбивая тяжелые грани льда на тысячи сверкающих осколков.
Локи смотрел на нависающую над ним фигуру отца, и слепой, тупой страх расцветал под его рёбрами. Он даже не заметил укрытого тенью Лаувейи Хельблинди.
Кровь, повсюду кровь и зловоние Войны.
– Вставай, любимый сын, и не оглядывайся назад, – прокаркал Лаувейя, высоко вскинув красивое длинное лезвие руки. – Асы в Храме, и время на исходе.
– Что? – Локи чувствовал лишь дикое, свирепое смятение, сжигающее его сознание, его кости. – Я, я… Отец! Папа, пожалуйста! Я могу помочь!
Зеленое пламя скакало по дрожащим рукам, завывая, как глыба льда, сорвавшаяся в море.
Но Лаувейя видел лишь, как его маленький замечательный наследник падает под мечом аса, гибнет от белого жара самого Гунгнира, и Один стоит над его телом с широким оскалом победителя.
– Для этого нет времени, и я не позволю.
Локи собирался протестовать, маленькие острые зубы блестели в странном зеленом свете, все еще плясавшем между крохотных ручек.
Лаувейя не собирался слушать ничего. Ни единого слова.
– Думаешь, я хочу увидеть свое дитя убитым, или хуже того, увезенным в цепях в Асгард, в это логово напыщенных, самовлюбленных льстецов, где его будут держать в клетке подобно зверю?
Он не дурак и сердцем знал, что Локи ребенок не более чем змея или птица, или ётун. Локи – это Локи. И поэтому для Лаувейи лучше склонить голову перед Одином, чем видеть, как его любимого маленького мага искривят асы и их мелочная, недалекая мораль.
Лучше Смерть, лучше Трусость и Бегство, не важно, во что они его сотрут.
– Отец, прошу, послушай! Разве не доверяешь ты моим силам?
Локи знал, что слова неверные, что они не бьют правдой, как он надеялся. Он ничего не знал о войне, о страхе, ужасе, рабстве. Но все это и больше он видел в красных глазах отца: тени и краткие страшные предчувствия, что вспыхивали и исчезали с пугающей быстротой.
– Таков долг наследника Ётунхейма. Даже если все до последнего ётуны выйдут на поле боя и падут под мечами асов, ты выживешь, а значит, выживет и Ётунхейм, – Лаувейя видел, как со скрипом эта ноша ложиться на плечи сына. Больно, что он не мог отвернуться, больно, что хотел отвернуться. – Я не буду рисковать величайшим сокровищем Дома, чтобы потешить собственную гордость.
Локи опустил голову, собирая отвагу под сердцем. Мир вокруг казался новым и странным, будто он только что увидел его истинное лицо. Локи больше нравилась ложь.
– Хельблинди!
Нет ничего позорного в том, чтобы использовать среднего сына в своих планах – Лаувейю утешило прохладное чувство отстраненности, какое и должен испытывать патриарх к своим отпрыскам.
Хельблинди издал крик умирающей птицы:
– Но я готов, я могу сражаться…
– Нет! – прорычал Лаувейя, поднимая гладкую похожую на серп руку. – Доставь своего брата, своего Принца в безопасное место. Ты за него теперь в ответе, и если не справишься, клянусь, я, хоть на последнем издыханье, отдам тебя Фафниру.
Ни теплоты, ни мягкости, в последний час Лаувейи в нем не было снисхождения.
– Куда нам бежать? – взмолился Хельблинди в тот сам миг, когда отвратительный вой бойни и льющейся крови вломился в огромные врата Дома Высокой Зимы.
– К горам, к Могиле Громовержца, – теперь Лаувейя слышал лишь напитанную красным песнь войны, готовую смыть их подобно черному приливу. – Прочь!
Локи кинулся в сторону, будто готовясь влететь в надвигающуюся битву, но Хельблинди оказался проворней. Поймав старшего брата сильными длинными руками, он бросился прочь из спального покоя как раз в тот момент, когда звенящие изогнутые сталактиты, созданные Локи, начали трескаться и падать со стен. Локи выл и плакал в руках брата, гнев напитал его серебряный язык черным, горечью и ядовитым страхом. Но Хельблинди готов был отдать жизнь взамен того, чтобы его любимый старший брат пережил этот день, Локи не нужно было даже просить.
Стоя на одной из башен своего Дома, Лаувейя слышал причитание льда и видел, как созданное за девять тысяч лет Королями Ётунхейма ломается так же легко, как игрушки его собственных детей. Он знал, что если будет дышать к следующему восходу дневной звезды, то никогда не забудет, как двое его сыновей спасались бегством из древней твердыни собственных предков.
Он и не думал о том, чтобы упрекать Локи, ведь Норны всегда требуют плату взамен величия. Лаувейя готов платить, и не важно, сколько придется разрушить.
Храм звал его, знакомая запутанная песня смерти звучала из расколотой окровавленной груди.
Лаувейя мог лишь улыбнуться.
Глазам Локи асы были абсолютно чуждыми: маленькие существа, с розовой кожей и мехом на щеках. Удивительно, но у всех был разный цвет глаз. Тут были голубые, зеленые, коричневые и странного цвета, теплого как сапфиры, что вплетал в его волосы отец на День Прародителя Имира.
Асы были красивы так же, как был красив Локи.
Глядя сверху вниз на лес копий и сверкание наконечников стрел, Наследный Принц Ётунхейма почувствовал волну облегчения. Смерть выбирает, Локи мог пережить этот миг. У Неё нет любимчиков.
Хельблинди фыркнул, сминая ребра Локи в порошок и осколки костей. Локи кисло насупился, затекшие мышцы ломило. На это у них не было времени.
Так просто вытащить из стянутых в узел волос длинную хитро выгнутую шпильку и уколоть до крови темно-синюю кожу брата. Хельблинди злобно вскрикнул, Локи снова смог свободно вздохнуть, а запорошенная снегом равнина продолжала кровить на железного цвета небо, и он падал вниз, вниз и…
Яркая кровь на незапятнанном снегу, и каждая пара очаровательно разноцветных глаз обратилась к крошечному ётунскому ребенку, укутанному в волчий мех.
Длинная тень пролегла по снегу, закрыв маленькую, которую отбрасывал Локи. Ас был неподвижен как черный Океан, как орел, уверенный в своих когтях.
Локи видел такую улыбку прежде, знал её по оскалу, по тяжелому запаху притаившегося под кожей, но готового вырваться наружу, насилия. Ётуны в пять раз выше и шире этого аса так улыбались Локи. С часа, когда зеленая луна явилась Ётунхейму в шестой раз, он всегда отплачивал им по заслугам, с такой же улыбкой на лице.
После недолгой борьбы пальцы, похожие на когти, схватили его, раздался крик ярости, насилия и триумфа. Меч занесен высоко, его сияние жгло Локи, внезапно осознавшего, что его глаза закрыты. Это неожиданное, страшное сияние прекрасно. Локи был рад, что умрет с этой украденной яркостью, горящей под его тонкими веками.
– Тан Бреккр, асы не убивают детей!
Голос был подобен грому, звучащая в нем жестокость могла бы, наверное, струсить с Иггдрасиля все до единого листья.
Невероятно крошечный ётунский ребенок исчез в колдовском зеленом тумане, на снегу остались лишь осколки крупного изумруда.
Один Всеотец обвел львиным взглядом собственных воинов, осколки, оставшиеся от драгоценности и их планов. Он поднял голову, магия скальда извивалась в его груди, сгущала злые тени меж его глаз.
В жалящем, кусающем снегу силуэт с глазами, как озера пролитой крови, и зубами длиннее, чем наконечник Гунгнира, удалялся с быстротой, которой позавидовал бы северный ветер. Силуэт обернулся, и на мгновение, на короткий вздох в сознании Одина подобно пожару вспыхнуло видение.
На руках у монстра свернулось ётунское дитя – скворчонок, укрывшийся в разломе скалы.
Но Ётунхейм не выдает своих, и видение померкло.
Пол Храма был скользким от собственной крови, Лаувейя смотрел в лицо Одина Плута и не ощущал наконечника Гунгнира, упершегося в его ключицу. Лаувейя чувствовал на этом старом самодовольном Асе, высокомерном боге знания и обмана, магию любимого сына. Этого довольно, это даже больше, чем он смел надеяться.
– Я получу мир.
– Прямо сейчас? – рассмеялся Лаувейя, хотя это и не совсем смех. Это что-то темное и глубокое, и старое, зревшее в пространствах, что разделяют его и Одина. – Не пристало полководцу требовать мира.
– О да, – Один скалил зубы, лёгкие горят от холода, от слишком большой потери крови. – Но я его все равно получу.
Его глаз потерян, и половина мира окунулась в сводящую с ума темноту.
– Один Ломающий Копье предлагает Королю Лаувейе соглашение?
Прозвучало как вопрос, но на самом деле – это ответ.
– Да, – наконечник Гунгнира воткнулся в тающий лед Высокого Храма Ётунхейма. Один упал бы, не будь у него копья да отчаянной гордости.
Лаувейя склонил голову.
– Я заберу Зимнесвет. Ётунхейм не будет больше нести в другие миры мощь зимы. Десять восходов зеленой луны этого мира ты со своими ётунами будешь отрезан от Девяти Королевств.
Улыбка изогнула окровавленные губы Лаувейи, острые зубы прикусили язык в немом вопле восторга. Один не знал ничего, ничего не видел. Повешенный заберет Зимнесвет, но Ётунхейм соберет под сводами Храма мощь в тысячи раз большую.
– Как хочешь, – вздохнул Лаувейя.
Один ощутил, насколько ничтожен вырванный у врага триумф, в котором не было ощущения победы. Так, мимолетное признание того, что есть сейчас и чего не будет через мгновенье. Лаувейя – змея в его руках, дым на ветру, твердый, неподатливый лед. Король Ётунхейма разыгрывал поражение, но ни секунду не чувствовал его.
– Скажи мне, Лаувейя, что прячешь ты от меня?
Лаувейя поднялся со скользких храмовых плит, глаза полуприкрыты и спокойны.
– Я видел это у корней Могилы Громовержца, – рывком Один поднял Зимнесвет с пьедестала и едва сдержал вопль боли, шкатулка, холоднее сердца мертвой звезды, запустила пальцы истинной агонии в теплую плоть аса. Он не ослабил хватки.
Запрокинув голову назад, длинная шея открыта и беззащитна, Лаувейя рассмеялся. Он поднял свой приз под посмертной маской собственного отца Фарбаути. Обхватив пальцами небесно-голубой глаз Одина Всеотца, Лаувейя оставил бога наедине с его триумфом, зная, что тот будет для аса пуст и бесполезен подобно его пустой глазнице, подобно Зимнесвету в залах Вальхаллы.
Локи проснулся в погубленном мире. Расколотое, подобно черепу древнего прародителя Принца небо рассекали тонкие трещины. Бюлейст спал, его храп громом разносился по заброшенной горной хижине, послужившей им убежищем. Хельблинди метался нервными кругами, тонкое лезвие его руки чертило лабиринты в снегу.
Они проиграли. Зимнесвет потерян, и Ётунхейм отдан на съеденье волкам. Красота этого мира лежала мертвой у ног Локи. Локи хотелось рыдать, но он был сыт по горло слезами и детскими мыслями.
В шестой час после восхода дневной звезды Лаувейя стоял у порога хижины, в которой укрылись его сыновья. Укутавшись в волчью шкуру, Локи свернулся в изгибах огромных рук Бюлейста. Вплетенные в волосы ребенка изумруды блестели в тусклом свете, и Лаувейя мысленно поклялся, что будет осыпать сокровище Ётунхейма драгоценностями, укутывать в меха и задаривать книгами, даже если для этого придется красть у самого Фафнира.
– Дитя, – позвал Лаувейя, неожиданная боль вгрызалась в сердце мелкими острыми зубами.
Он думал, что все потерянно.
– Принц.
Локи проснулся, и смех его был прекрасен.
Посмертная маска Фарбаути глядела на Локи со свирепостью, какую не смогли бы приглушить и одиннадцать тысячелетий. Храм разрушен, уничтожен, разграблен, и Локи мог лишь смотреть на хмурые, нетронутые лица отцов своего отца. Даже зверь прилива оплакивал бы несчастный Храм.
– Мой сын, мое любимое Сокровище, у меня есть для тебя подарок, – взяв крошечное убитое горем дитя на руки, Лаувейя отнес его подальше от каменных руин. – Мелочь, но, думаю, тебе понравиться.
Локи обвил руками отцовскую шею, сплошь покрытую синяками, прижался щекой к злым темным ранам, избороздившим сильные плечи.
– Мне будет приятно, папа.
– Давай ладошку.
Локи протянул руку, и Лаувейя вложил в неё небесно-голубой глаз.
– Для тебя. Всеотец обязательно заметит его.
Лицо Локи растянулось в широкой, похожей на оскал волчонка, улыбке.
– Спасибо. Буду всегда держать его при себе.
– Напоминание? – спросил довольный ответом сына Лаувейя.
– Обещание, – просто и честно ответил Локи.
Через три дня Локи пришел в самую дольнюю кузню мастера Ульфа. Хельблинди слонялся у зева двери, а сам искусник склонился так низко, что достал лбом до полированного каменного пола.
– Чем я могу служить Принцу Ётунхейма? – нараспев произнес Ульф, потупив немигающие красновато-коричневые глаза. Он не забыл, какая цена была заплачена за возможность видеть это маленькое окруженное почетом чудо.
Локи показал ему небесно-голубой глаз Всеотца.
Ульф издал короткий лающий смех восторга. Протянув покрытую шрамами ладонь, он ждал.
– Что-нибудь изящное, – прошептал Локи. – Что-нибудь острое.
Дневная звезда не успела взойти и пяти раз, а Ульф уже вложил шёлковый сверток в крошечные руки принца.
Локи надел гривну на шею, от холодного касания серебра по телу пошли мурашки. Витой зверь прилива украсил его ключицы, изгибы блестели в слабом свете звезды, вмурованной Локи в стену разграбленной тронной залы отцов его отца. В клыках Фафнира, ревниво охраняемый когтями дракона, был зажат небесно-голубой глаз.
Око Одина Всеотца будет храниться у сердца старшего Принца Ётунхейма.
Притронувшись голубыми пальцами к безжизненной сфере, Локи остался доволен.
Примечания: перевод имени Laufey дан по традиционному переводу скандинавских мифов. Лаувейя на слух воспринимается именем женским (каковым оно и было изначально). Но, тем не менее, я решила оставить именно этот вариант, ведь в этой истории (как и большинстве англоязычных фанфиков) ётуны шейпшифтеры, могут по своему желанию менять пол, то есть Король Ётунхейма хоть и не женщина, но и не мужчина.
Зимнесвет – «Vetrljós», название придумано автором и является комбинацией двух исландских слов: «Vetr» (зима) и «ljós» (свет). Это та самая шкатулка, которую в начале фильма «Тор» Один бессовестно умыкнул из ётунского Храма и спрятал в Асгарде.
Дом Высокой Зимы – в оригинале «Harvetrtjald», слово, образованное автором из трех других: «Har» (высокий), «Vetr» (зима) и «tjald», слова имеющего в древнеисландском множество значений, например: дом, укрытие, палатка, убежище и т.д.
Тем не менее, считаю возможным начать постепенно выкладывать одиннадцать переведенных мной глав, заново вычитанных и подправленных. В конце концов, сам фанфик чудо как хорош, а получившимся у меня переводом я осталась довольна.
Изначально перевод публиковался в Тhor communitythorcommunity.diary.ru/?tag=4412165
Название: Eidolon (Призрак)
Автор: Llanval (archiveofourown.org/users/Llanval/pseuds/Llanva...)
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя, Локи, Один, Хельблинди.
Краткое содержание: Сокровищем Ётунхейма называл его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
От автора: Начало этому фанфику дал милый, безобидный запрос на посвященном фильму «Тор» кинкмеме, в котором просили историю про сватанье Тора к Локи. Но изюминкой запроса было то, что Лаувейя должен быть любящим, заботливым отцом, из-за которого сватанье затягивается и всячески усложняется.
В моих руках этот добрый маленький запрос превратился в монстра…
Нижеследующее результат моего разыгравшегося воображения, построившего целый мир вокруг маленькой просьбы о Лаувейе, оказавшемся родителем, которого заслуживал Локи.
Глава 1: Мои труды позволили увидеть сады, лежащие в недосягаемых далях
читать дальшеКогда неласковые руки времени смыли худшую боль, Лаувейя прижал новорожденного к груди. Дитя не издало ни звука, ни вскрика, ни жадного визга. В стылом воздухе звучало лишь эхо его собственной боли да тонкая, острая музыка ветра, звенящего сосульками в вышине.
Сначала пришел стыд, стыд за то, что он принес в этот мир, гнев от упущенной возможности. Лаувейю охватило черное кислое веселье при воспоминании о самонадеянной уверенности в том, что он в своем величии может совокупляться с кем захочет и все равно родит наследника, достойного могучего трона Ётунхейма.
Ошибка.
Слово оставило горький и чуждый привкус на языке.
Глядя на безмолвное дрожащее существо в своих руках, он мечтал расколоть его голову о ближайшую глыбу сверкающего льда. Подобная жестокость успокоила бы рвущийся наружу гнев. Его первенец – крошечное странное нечто… насмешка над его собственным образом и фигурой.
У новорожденного были волосы! Черные как глубокий холодный океан, что омывает своими чарами континент Трим. Отец Лаувейи называл его Тенью Фафнира, зверя прилива, подстерегающего всех беспечных ётунов, осмелившихся считать Море своим владением. Лаувейя не понимал отца до сего дня: что есть тень пред ослепительным сиянием Зимнесвета? Он понял теперь, намотав на палец тонкую прядь мокрых волос собственного ребенка. Младенец состоял из теней, игры света и голубой кожи.
И все же…
Младенец был красивым… прекрасным. Не ётун. Лаувейя знал, что он есть, не хуже своего знал образ своих людей, в расе ётунов нет красоты. Лишь в зиме достаточно красоты, во всех её неласковых формах.
Но здесь, в его руках было то, что цениться превыше всего в Девяти Мирах, нечто, способное устыдить Асов.
В тот час Лаувейя понял, что он родил в своем дворце, что продолжило длинную и непрерывную родословную Королей Ётунхейма.
Крошечное божество, принадлежащее Лаувейе и только ему.
Первенец Громовержца, Лаувейи, Ётунхейма.
Принц.
~ * ~
Лаувейя неусыпно следил за сыном, его тень, подобно когтям кровавого орла, падала на каждого, кто осмеливался прикоснуться к крошечному темноволосому ребенку. Он смотрел, как его дитя становится красивее и умнее с каждым расцветом зеленой луны, являющей Ётунхейму свое израненное рябое лицо лишь раз в солнечном году.
Сын называл его папой, отцом с ясной, незамысловатой радостью. Слова, вылетающие из изогнутого как лезвие меча рта, били по Лаувейе с теплотой, какой он не испытывал никогда ранее.
Гордость, привязанность… любовь. То, что раньше было для Лаувейи пустыми словами, которые он в нужный момент использовал и отбрасывал как ребенок надоевшую игрушку, приобретало истинный смысл под изгибами его рёбер. Поначалу он боялся того, что Локи расшевелил в нем, позже – научился принимать с плохо разыгрываемой непринужденностью.
Ко времени, когда Локи сумел подняться и сделать несколько шажков по сияющим полам Дома Высокой Зимы, у Лаувейи вошло в привычку управлять двором, баюкая на коленях крошечного, похожего на птицу сына. Неожиданно, но для большинства ётунов это было зловещим зрелищем. Что за существо способно очаровать Короля настолько, что он нарушает неписаный, соблюдаемый тысячелетиями древний обычай? Маленькое, слабое, странное, его должно отдать Фафниру, глубинам, дабы не оскорбляло оно сильных и достойных.
В честь первого дня рожденья Принца Лаувейя отправил девять сотен лучших ётунов, посмевших клеветать против вида Локи или усомниться в его происхождении, в тот самый Океан, которому они хотели отдать младенца.
Сидя на коленях у отца, Локи молча смотрел, крошечные пальчики обхватили крупные изумруды, вплетенные в его волосы.
Лаувейя знал, что плещется в этих карминных глазах – магия. Он родил на свет заклинателя рун, колдуна, чародея – первого за последнюю тысячу лет.
Девять сотен слепых, жалких ётунов утонули в брюхе Фафнира, а Лаувейя прижал сына к широкой груди и плотнее укутал в волчий мех дрожащую фигурку. Локи издал похожий на смех звук, звоном тысячи сосулек огласивший чертоги отцов его отца.
Лаувейя решил, что это замечательный звук.
~ * ~
Лаувейей овладел голод.
Капризные ветра несли предчувствие битвы, и еще до следующего восхода зеленой луны Война прошествовала к вратам Ётунхейма. Асгард, волчица с красной пастью, положил глаз на Ётунхейм, так же как Ётунхейм положил глаз на Мидгард.
Это тянулось, тянулось и тянулось.
Лаувейей овладела усталость.
~ * ~
Когда Локи достиг возраста четырех зеленых лун, магия сжигала его подобно неземному огню. Лаувейя вернулся с поля битвы, покрытый кровью врагов по самые израненные плечи, лишь для того, чтобы увидеть своего крошечного первенца в неласковых руках смерти. Казалось, что кровать проглатывает Локи, меха скрывали его изящные руки с длинными пальцами. Пот – пот! – пропитавший густые черные волос, окрасил ярко-голубую кожу горьким, пугающим серым.
Лаувейя молчаливо ждал выбора Смерти, краем глаза замечая печальное мелькание других своих детей.
Шесть дней блуждало его дитя под приливом, на седьмой день Локи проснулся, и весь Ётунхейм содрогнулся от оглушительного вопля новорожденной мощи божества.
Лаувейя вернулся к войне с Асгардом, радостный, выдыхая на врагов лёд и пламя со стократ умноженной яростью.
~ * ~
Свет пятой зеленой луны нашел Локи в созданном им саду, в громадной тени младшего брата Хельблинди.
– Локи, что это? – гладкое лицо Хельблинди сморщилось от любопытства.
– Лиса, – раздраженно фыркнул Локи. – Ты все еще не прочитал книгу, что я дал тебе?
– Я рассматривал картинки, брат.
– О да, это гораздо лучше чтения.
– Ага! – кивнул Хельблинди, будто спеша согласиться со старшим братом. – Разве не так?
Локи обнаружил, что его губы, будто по своей воле, изогнулись в легкой, тайной усмешке.
– Разумеется так, брат.
Лиса слишком мала, и её уши недостаточно остры, но настоящей он никогда не видел и не увидит, пока отец воюет в Мидгарде. Но у Локи был сад, заполненный под завязку вещами, существами и формами, которых он никогда не видел – лед податливый материал, и в него так легко вливать свои чары. Но для того, чтобы сделать все правильно, времени было достаточно, хотя он все еще мечтал увидеть настоящее дерево, настоящий цветок, настоящего оленя. Он очень расстраивался, что цвета, над которыми он так долго бился, таяли как тонкая корочка льда на солнце, оставляя лишь форму и оттенки коричневого, фиолетового, зеленого, желтого, красного. Но и этого достаточно, чтобы сад радовал его отца сверх всякой меры. Достаточно, чтобы сильные руки Лаувейи обняли его, чтобы отец назвал его милым маленьким магом, маленьким чудом, даже перед лицом пяти дюжин самых страшных и диких отцовских воинов.
Мысль об это грела Локи, и свою гордость он носил подобно короне.
~ * ~
Взойдя в седьмой раз, зеленая луна застала Локи бегущим по коридорам Дома Высокой Зимы подобно лисе в зарослях ежевики.
– Хельблинди! Давай, брат, сегодня ты слишком медлителен! – Локи знал, что не стоит насмехаться над младшим братом, но Хельблинди не видел еще и пяти зеленых лун, а Бюлейст – только три, и Локи обидно казаться настолько маленьким в их огромной тени. Хельблинди уже почти догнал отца, а размеры Бюлейста могли бы устыдить гору. Он не играл с Локи в чертогах Дома Высокой Зимы.
– Брат! – острый ветер принес голос Хельблинди, и Локи на мгновенье позволил холодным пальцам Ётунхейма пробраться под тяжелый мех одежды. – Брат, не заходи так далеко, отец рассердиться, если с тобой что-то случится.
Испуг в грубом голосе Хельблинди можно было услышать даже на таком расстоянии.
Локи улыбнулся. Приятно знать, что он все еще может перехитрить и перегнать своих братьев, пусть они и выше, и сильнее. Хорошо знать, что отец все равно любит его больше.
Сокровищем Ётунхейма звал его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
Достав из волос изумруд, Локи кинул его на пол и исчез в облаке зеленого пара.
Но даже хитрая уловка не позволила Локи закрыть двери своей комнаты раньше, чем по чертогам Дома Высокой Зимы разнесся страшный крик. И вдруг отец распахнул двери, разбивая тяжелые грани льда на тысячи сверкающих осколков.
Локи смотрел на нависающую над ним фигуру отца, и слепой, тупой страх расцветал под его рёбрами. Он даже не заметил укрытого тенью Лаувейи Хельблинди.
Кровь, повсюду кровь и зловоние Войны.
– Вставай, любимый сын, и не оглядывайся назад, – прокаркал Лаувейя, высоко вскинув красивое длинное лезвие руки. – Асы в Храме, и время на исходе.
– Что? – Локи чувствовал лишь дикое, свирепое смятение, сжигающее его сознание, его кости. – Я, я… Отец! Папа, пожалуйста! Я могу помочь!
Зеленое пламя скакало по дрожащим рукам, завывая, как глыба льда, сорвавшаяся в море.
Но Лаувейя видел лишь, как его маленький замечательный наследник падает под мечом аса, гибнет от белого жара самого Гунгнира, и Один стоит над его телом с широким оскалом победителя.
– Для этого нет времени, и я не позволю.
~ * ~
Локи собирался протестовать, маленькие острые зубы блестели в странном зеленом свете, все еще плясавшем между крохотных ручек.
Лаувейя не собирался слушать ничего. Ни единого слова.
– Думаешь, я хочу увидеть свое дитя убитым, или хуже того, увезенным в цепях в Асгард, в это логово напыщенных, самовлюбленных льстецов, где его будут держать в клетке подобно зверю?
Он не дурак и сердцем знал, что Локи ребенок не более чем змея или птица, или ётун. Локи – это Локи. И поэтому для Лаувейи лучше склонить голову перед Одином, чем видеть, как его любимого маленького мага искривят асы и их мелочная, недалекая мораль.
Лучше Смерть, лучше Трусость и Бегство, не важно, во что они его сотрут.
– Отец, прошу, послушай! Разве не доверяешь ты моим силам?
Локи знал, что слова неверные, что они не бьют правдой, как он надеялся. Он ничего не знал о войне, о страхе, ужасе, рабстве. Но все это и больше он видел в красных глазах отца: тени и краткие страшные предчувствия, что вспыхивали и исчезали с пугающей быстротой.
– Таков долг наследника Ётунхейма. Даже если все до последнего ётуны выйдут на поле боя и падут под мечами асов, ты выживешь, а значит, выживет и Ётунхейм, – Лаувейя видел, как со скрипом эта ноша ложиться на плечи сына. Больно, что он не мог отвернуться, больно, что хотел отвернуться. – Я не буду рисковать величайшим сокровищем Дома, чтобы потешить собственную гордость.
Локи опустил голову, собирая отвагу под сердцем. Мир вокруг казался новым и странным, будто он только что увидел его истинное лицо. Локи больше нравилась ложь.
– Хельблинди!
Нет ничего позорного в том, чтобы использовать среднего сына в своих планах – Лаувейю утешило прохладное чувство отстраненности, какое и должен испытывать патриарх к своим отпрыскам.
Хельблинди издал крик умирающей птицы:
– Но я готов, я могу сражаться…
– Нет! – прорычал Лаувейя, поднимая гладкую похожую на серп руку. – Доставь своего брата, своего Принца в безопасное место. Ты за него теперь в ответе, и если не справишься, клянусь, я, хоть на последнем издыханье, отдам тебя Фафниру.
Ни теплоты, ни мягкости, в последний час Лаувейи в нем не было снисхождения.
– Куда нам бежать? – взмолился Хельблинди в тот сам миг, когда отвратительный вой бойни и льющейся крови вломился в огромные врата Дома Высокой Зимы.
– К горам, к Могиле Громовержца, – теперь Лаувейя слышал лишь напитанную красным песнь войны, готовую смыть их подобно черному приливу. – Прочь!
Локи кинулся в сторону, будто готовясь влететь в надвигающуюся битву, но Хельблинди оказался проворней. Поймав старшего брата сильными длинными руками, он бросился прочь из спального покоя как раз в тот момент, когда звенящие изогнутые сталактиты, созданные Локи, начали трескаться и падать со стен. Локи выл и плакал в руках брата, гнев напитал его серебряный язык черным, горечью и ядовитым страхом. Но Хельблинди готов был отдать жизнь взамен того, чтобы его любимый старший брат пережил этот день, Локи не нужно было даже просить.
Стоя на одной из башен своего Дома, Лаувейя слышал причитание льда и видел, как созданное за девять тысяч лет Королями Ётунхейма ломается так же легко, как игрушки его собственных детей. Он знал, что если будет дышать к следующему восходу дневной звезды, то никогда не забудет, как двое его сыновей спасались бегством из древней твердыни собственных предков.
Он и не думал о том, чтобы упрекать Локи, ведь Норны всегда требуют плату взамен величия. Лаувейя готов платить, и не важно, сколько придется разрушить.
Храм звал его, знакомая запутанная песня смерти звучала из расколотой окровавленной груди.
Лаувейя мог лишь улыбнуться.
~ * ~
Глазам Локи асы были абсолютно чуждыми: маленькие существа, с розовой кожей и мехом на щеках. Удивительно, но у всех был разный цвет глаз. Тут были голубые, зеленые, коричневые и странного цвета, теплого как сапфиры, что вплетал в его волосы отец на День Прародителя Имира.
Асы были красивы так же, как был красив Локи.
Глядя сверху вниз на лес копий и сверкание наконечников стрел, Наследный Принц Ётунхейма почувствовал волну облегчения. Смерть выбирает, Локи мог пережить этот миг. У Неё нет любимчиков.
Хельблинди фыркнул, сминая ребра Локи в порошок и осколки костей. Локи кисло насупился, затекшие мышцы ломило. На это у них не было времени.
Так просто вытащить из стянутых в узел волос длинную хитро выгнутую шпильку и уколоть до крови темно-синюю кожу брата. Хельблинди злобно вскрикнул, Локи снова смог свободно вздохнуть, а запорошенная снегом равнина продолжала кровить на железного цвета небо, и он падал вниз, вниз и…
Яркая кровь на незапятнанном снегу, и каждая пара очаровательно разноцветных глаз обратилась к крошечному ётунскому ребенку, укутанному в волчий мех.
Длинная тень пролегла по снегу, закрыв маленькую, которую отбрасывал Локи. Ас был неподвижен как черный Океан, как орел, уверенный в своих когтях.
Локи видел такую улыбку прежде, знал её по оскалу, по тяжелому запаху притаившегося под кожей, но готового вырваться наружу, насилия. Ётуны в пять раз выше и шире этого аса так улыбались Локи. С часа, когда зеленая луна явилась Ётунхейму в шестой раз, он всегда отплачивал им по заслугам, с такой же улыбкой на лице.
После недолгой борьбы пальцы, похожие на когти, схватили его, раздался крик ярости, насилия и триумфа. Меч занесен высоко, его сияние жгло Локи, внезапно осознавшего, что его глаза закрыты. Это неожиданное, страшное сияние прекрасно. Локи был рад, что умрет с этой украденной яркостью, горящей под его тонкими веками.
– Тан Бреккр, асы не убивают детей!
Голос был подобен грому, звучащая в нем жестокость могла бы, наверное, струсить с Иггдрасиля все до единого листья.
Невероятно крошечный ётунский ребенок исчез в колдовском зеленом тумане, на снегу остались лишь осколки крупного изумруда.
Один Всеотец обвел львиным взглядом собственных воинов, осколки, оставшиеся от драгоценности и их планов. Он поднял голову, магия скальда извивалась в его груди, сгущала злые тени меж его глаз.
В жалящем, кусающем снегу силуэт с глазами, как озера пролитой крови, и зубами длиннее, чем наконечник Гунгнира, удалялся с быстротой, которой позавидовал бы северный ветер. Силуэт обернулся, и на мгновение, на короткий вздох в сознании Одина подобно пожару вспыхнуло видение.
На руках у монстра свернулось ётунское дитя – скворчонок, укрывшийся в разломе скалы.
Но Ётунхейм не выдает своих, и видение померкло.
~ * ~
Пол Храма был скользким от собственной крови, Лаувейя смотрел в лицо Одина Плута и не ощущал наконечника Гунгнира, упершегося в его ключицу. Лаувейя чувствовал на этом старом самодовольном Асе, высокомерном боге знания и обмана, магию любимого сына. Этого довольно, это даже больше, чем он смел надеяться.
– Я получу мир.
– Прямо сейчас? – рассмеялся Лаувейя, хотя это и не совсем смех. Это что-то темное и глубокое, и старое, зревшее в пространствах, что разделяют его и Одина. – Не пристало полководцу требовать мира.
– О да, – Один скалил зубы, лёгкие горят от холода, от слишком большой потери крови. – Но я его все равно получу.
Его глаз потерян, и половина мира окунулась в сводящую с ума темноту.
– Один Ломающий Копье предлагает Королю Лаувейе соглашение?
Прозвучало как вопрос, но на самом деле – это ответ.
– Да, – наконечник Гунгнира воткнулся в тающий лед Высокого Храма Ётунхейма. Один упал бы, не будь у него копья да отчаянной гордости.
Лаувейя склонил голову.
– Я заберу Зимнесвет. Ётунхейм не будет больше нести в другие миры мощь зимы. Десять восходов зеленой луны этого мира ты со своими ётунами будешь отрезан от Девяти Королевств.
Улыбка изогнула окровавленные губы Лаувейи, острые зубы прикусили язык в немом вопле восторга. Один не знал ничего, ничего не видел. Повешенный заберет Зимнесвет, но Ётунхейм соберет под сводами Храма мощь в тысячи раз большую.
– Как хочешь, – вздохнул Лаувейя.
Один ощутил, насколько ничтожен вырванный у врага триумф, в котором не было ощущения победы. Так, мимолетное признание того, что есть сейчас и чего не будет через мгновенье. Лаувейя – змея в его руках, дым на ветру, твердый, неподатливый лед. Король Ётунхейма разыгрывал поражение, но ни секунду не чувствовал его.
– Скажи мне, Лаувейя, что прячешь ты от меня?
Лаувейя поднялся со скользких храмовых плит, глаза полуприкрыты и спокойны.
– Я видел это у корней Могилы Громовержца, – рывком Один поднял Зимнесвет с пьедестала и едва сдержал вопль боли, шкатулка, холоднее сердца мертвой звезды, запустила пальцы истинной агонии в теплую плоть аса. Он не ослабил хватки.
Запрокинув голову назад, длинная шея открыта и беззащитна, Лаувейя рассмеялся. Он поднял свой приз под посмертной маской собственного отца Фарбаути. Обхватив пальцами небесно-голубой глаз Одина Всеотца, Лаувейя оставил бога наедине с его триумфом, зная, что тот будет для аса пуст и бесполезен подобно его пустой глазнице, подобно Зимнесвету в залах Вальхаллы.
~ * ~
Локи проснулся в погубленном мире. Расколотое, подобно черепу древнего прародителя Принца небо рассекали тонкие трещины. Бюлейст спал, его храп громом разносился по заброшенной горной хижине, послужившей им убежищем. Хельблинди метался нервными кругами, тонкое лезвие его руки чертило лабиринты в снегу.
Они проиграли. Зимнесвет потерян, и Ётунхейм отдан на съеденье волкам. Красота этого мира лежала мертвой у ног Локи. Локи хотелось рыдать, но он был сыт по горло слезами и детскими мыслями.
В шестой час после восхода дневной звезды Лаувейя стоял у порога хижины, в которой укрылись его сыновья. Укутавшись в волчью шкуру, Локи свернулся в изгибах огромных рук Бюлейста. Вплетенные в волосы ребенка изумруды блестели в тусклом свете, и Лаувейя мысленно поклялся, что будет осыпать сокровище Ётунхейма драгоценностями, укутывать в меха и задаривать книгами, даже если для этого придется красть у самого Фафнира.
– Дитя, – позвал Лаувейя, неожиданная боль вгрызалась в сердце мелкими острыми зубами.
Он думал, что все потерянно.
– Принц.
Локи проснулся, и смех его был прекрасен.
~ * ~
Посмертная маска Фарбаути глядела на Локи со свирепостью, какую не смогли бы приглушить и одиннадцать тысячелетий. Храм разрушен, уничтожен, разграблен, и Локи мог лишь смотреть на хмурые, нетронутые лица отцов своего отца. Даже зверь прилива оплакивал бы несчастный Храм.
– Мой сын, мое любимое Сокровище, у меня есть для тебя подарок, – взяв крошечное убитое горем дитя на руки, Лаувейя отнес его подальше от каменных руин. – Мелочь, но, думаю, тебе понравиться.
Локи обвил руками отцовскую шею, сплошь покрытую синяками, прижался щекой к злым темным ранам, избороздившим сильные плечи.
– Мне будет приятно, папа.
– Давай ладошку.
Локи протянул руку, и Лаувейя вложил в неё небесно-голубой глаз.
– Для тебя. Всеотец обязательно заметит его.
Лицо Локи растянулось в широкой, похожей на оскал волчонка, улыбке.
– Спасибо. Буду всегда держать его при себе.
– Напоминание? – спросил довольный ответом сына Лаувейя.
– Обещание, – просто и честно ответил Локи.
~ * ~
Через три дня Локи пришел в самую дольнюю кузню мастера Ульфа. Хельблинди слонялся у зева двери, а сам искусник склонился так низко, что достал лбом до полированного каменного пола.
– Чем я могу служить Принцу Ётунхейма? – нараспев произнес Ульф, потупив немигающие красновато-коричневые глаза. Он не забыл, какая цена была заплачена за возможность видеть это маленькое окруженное почетом чудо.
Локи показал ему небесно-голубой глаз Всеотца.
Ульф издал короткий лающий смех восторга. Протянув покрытую шрамами ладонь, он ждал.
– Что-нибудь изящное, – прошептал Локи. – Что-нибудь острое.
~ * ~
Дневная звезда не успела взойти и пяти раз, а Ульф уже вложил шёлковый сверток в крошечные руки принца.
Локи надел гривну на шею, от холодного касания серебра по телу пошли мурашки. Витой зверь прилива украсил его ключицы, изгибы блестели в слабом свете звезды, вмурованной Локи в стену разграбленной тронной залы отцов его отца. В клыках Фафнира, ревниво охраняемый когтями дракона, был зажат небесно-голубой глаз.
Око Одина Всеотца будет храниться у сердца старшего Принца Ётунхейма.
Притронувшись голубыми пальцами к безжизненной сфере, Локи остался доволен.
~ * ~
Примечания: перевод имени Laufey дан по традиционному переводу скандинавских мифов. Лаувейя на слух воспринимается именем женским (каковым оно и было изначально). Но, тем не менее, я решила оставить именно этот вариант, ведь в этой истории (как и большинстве англоязычных фанфиков) ётуны шейпшифтеры, могут по своему желанию менять пол, то есть Король Ётунхейма хоть и не женщина, но и не мужчина.
Зимнесвет – «Vetrljós», название придумано автором и является комбинацией двух исландских слов: «Vetr» (зима) и «ljós» (свет). Это та самая шкатулка, которую в начале фильма «Тор» Один бессовестно умыкнул из ётунского Храма и спрятал в Асгарде.
Дом Высокой Зимы – в оригинале «Harvetrtjald», слово, образованное автором из трех других: «Har» (высокий), «Vetr» (зима) и «tjald», слова имеющего в древнеисландском множество значений, например: дом, укрытие, палатка, убежище и т.д.
@темы: перевод, фанфикшен, "Thor" & north mythology
-
-
13.02.2024 в 11:04Хотел бы поделиться с вами своим недавним опытом поиска проверенного автосервиса в Оренбурге. После длительного выбора, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — АвтоЛайф 56.
Что мне особенно понравилось в АвтоЛайф, так это мастерство специалистов каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только быстро и эффективно решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили компетентные советы по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько непросто порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете достойный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на АвтоЛайф, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают с 10:00 до 20:00 без выходных, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется информативным для кого-то из вас. Буду рад почитать ваши отзывы, если решите воспользоваться услугами AutoLife.
Ремонт подвески
Альтернативные ссылки
Не теряйте: АвтоЛайф 56 — ваш выбор в мире авторемонта в Оренбурге Опыт использования доступного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: АвтоЛайф 56 Использование надежного автосервиса в Оренбурге завершился успехом: сервис AutoLife56 Не игнорируйте: АвтоЛайф — ответ на ваши вопросы в мире авторемонта в Оренбурге Использование лучшего автосервиса в Оренбурге завершился успехом: AutoLife56 99ab1fd
-
-
19.02.2024 в 17:48Evaluate these ideal methods for Web page promotion:
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Seo-472294-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Internet-marketing-139599-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Pokupka-ssylok-609252-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Poiskovaya-raskrutka-sajta-796595-12-05
https://telegra.ph/Prodvizhenie-sajta-ssylkami-Pokupka-ssylok-dlya-prodvizheniya-sajta-518348-12-05
If intrigued, write to PM and reserve early entry