Руководствуясь правилом: лучше поздно, чем никогда...

Переводилось по заказу Урасимы, которая просила Проула/Хот Рода. С выполнением заказа меня постиг эпичный фейл - оказалось, что в англоязычном фандоме в принципе нет ничего про эту пару. Перерыв АО3, тумблер, жж и прочие ресурсы, я нашла всего один (!) фанфик про Проула и Родимуса Прайма (который тот же Хот Род, только в полтора раза больше и два раза наглее).

Помня, что данные обещания надо исполнять, так или иначе, выкладываю зафейленное исполнение заявки

Название: Сегодня вечером...
Автор: triscuit (archiveofourown.org/works/1610576, shokkuwebu.tumblr.com/post/88317291863)
Переводчик: Wild Kulbabaka
Вселенная: где-то в IDW
Персонажи: Проул, Родимус Прайм
Рейтинг: PG-13

У Проула слишком роскошный капот, а Родимус пересмотрел земных фильмов

За свое функционирование Проул пережил многое. Его не пугали ни взрывы, ни покушения на собственную жизнь, ни перекрестный огонь. Он видел пытки и убийства, видел, как война убивает родную планету. И все же, то, что происходило с ним сейчас, имело все шансы затмить предыдущий опыт. Проул прекрасно понимал, что преувеличивает проблему, но поделать с собой ничего не мог.
Сидя за своим столом, он хмуро рассматривал пришедшего к нему меха. Обзор закрывали груды подарков и кристаллических букетов, которые в последнее время приобрели необъяснимую тенденцию захламлять его рабочее место. Дорогие бессмысленные подарки, к каждому из которых крепилась не менее дорогая голографическая открытка. Каждая с одним и тем же именем.
Родимус Прайм.
Опираясь локтями на стол, Проул сложил пальцы домиком. Хмуро прищурив оптику, он проговорил:
- Объяснись. Что все это значит?
Напрягшись всем корпусом, раздраженно шумя кулерами, он вглядывался в лицо Родимуса. Проул подумал, что ему совершенно точно не нравится самодовольная ухмылка собеседника. Родимус выглядел гордым без всякой на то причины.
Проул решил, что стал жертвой розыгрыша.
- Ах, перестань, Проули, - нараспев произнес Родимус, закидывая ноги на стол. Хозяин стола тут же попытался их столкнуть, но бывший Прайм проявил завидное упорство – кое-что, в чем он действительно был хорош. – Ты знаешь, что это значит. Ты не такой пустоголовый, каким хочешь казаться.
Беззвучно смеясь, Родимус наблюдал, как Проул кривится от тщательно сдерживаемой злости. Мягкие губы сжались в тонкую линию, лицевая пластина порозовела. Оптика Проула ярко горела, выдавая так редко проявляемые чувства, а завлекательные наспинные дверцы слегка подрагивали. Раздраженный Проул выглядел на редкость симпатично.
- Сделай милость, - продолжал настаивать Проул, которому удалось-таки спихнуть ноги Родимуса со стола. Оставшиеся царапины отнюдь не улучшили его настроение. – Зачем ты потратил столько времени на то, чтобы раздобыть коды доступа в мой офис и изо дня в день забрасывать меня подарками, - кивнув в сторону большой коробки энергоновых леденцов, он продолжил: - Эти подарки чрезвычайно дороги… И я не могу найти ни одной логичной причины для того, чтобы принять хотя бы один из них.
- Во мне нет ничего, что не было бы чрезвычайным, Проули, - Родимус почти физически ощущал сарказм собеседника – еще один обожаемый им проулизм. Сверкнув дентопластинами, он лег грудью на стол. Оказавшись на расстоянии нескольких дюймов от лица Проула, Родимус чувствовал исходящий от меха жар. Что-то сжалось в его топливных баках, порождая желание этот жар усилить. – Ладно, хочешь услышать правду? Ты ее услышишь.
Проул попытался отодвинуться – Родимус, без остатка заполняющий его личное пространство, был не тем, к чему он привык.
- Ты когда-нибудь смотрел земные фильмы, Проули? – начал Родимус, упираясь ладонями в столешницу. – Особенно американские земные фильмы? Я пересмотрел их немало, Проули…
- А я нет, - отрезал Проул. – И перестань коверкать мое имя. Ты прекрасно знаешь, как правильно его произносить. У нас деловой разговор, и я не вижу причин…
- Как скажешь, Проули, - произнес Родимус, в примирительном жесте вскидывая ладони. – Короче, в земных фильмах существует один сюжетный ход. Замечательный, мой любимый. Он научил меня многому по части ухаживаний…
Проул со скучающим видом уставился в потолок, сложив руки под капотом трансформы. От этого его нагрудные пластины казались еще больше. Капот слегка приподнялся, выставляя фары под таким углом, от которого уже сам Родимус восхищенно зашумел вентиляцией. Приоткрыв рот, он несколько минут пялился на капот, пока его не вернул к действительности сердитый окрик Проула.
- На что ты уставился? Тебя глючит? – прошипел Проул, возмущенно топорща наспинные дверцы.
- Что? Ах, да, - Родимус смахнул со лба конденсат и продолжил: - Ухаживания. В этих фильмах всегда есть два типа персонажей.
Он приложил ладонь к собственной нагрудной пластине.
- Во-первых, персонажи типа меня. Популярные ребята. Те, с кем все – абсолютно все – хотят сконнектиться. Они идеальны, хорошо сложены, каждый хочет быть ими или быть с ними.
Широкая ухмылка Родимуса говорила о том, что он наслаждается разговором.
- А, во-вторых, есть персонажи, похожие на тебя, - Родимус ткнул пальцем в фару Проула, с удовольствием заметив, как расширилась оптика меха. – Зануды. На Земле их называют ботанами. Их интересуют только умные датапады и прочий скучный шлак. Типа математики или законодательства, ну, ты понял. Они никому не нравятся, и коннектиться с ними никто не хочет. Они скучные и сохраняют нарезку до конца времен, если, конечно, над ними кто-нибудь не сжалится.
Проул шлепнул прочно обосновавшуюся на его фаре ладонь Родимуса и попытался найти адекватный ответ. Похоже, у него процессор взорвался. Это было уже слишком – прямые оскорбления плюс вторжение в личное пространство. Родимусу удалось лишить его дара речи.
- И… - Проул попытался выиграть время, пока Родимус не возобновил свой поток красноречия. – Почему? Почему ты решил тратить время на меня, если ты так популярен?
- Я же тебе говорю: все дело в сюжете земных фильмов, - всплеснул руками Родимус, втайне радуясь, что Проул, пусть и не специально, дал ему возможность перейти к конечной цели разговора. – Зануды всегда носят очки, понимаешь? И задача популярного парня снять с них эти очки и показать, насколько они на самом деле симпатичные, сексапильные и все такое. Потому что, когда зануда снимает очки, он оказывается настоящим красавцем.
Родимус не понял, почему Проул уперся взглядом в столешницу. Очевидно, мех был преисполнен благодарности и восхищен великодушием Родимуса. Бывший Прайм знал, что способен производить подобный эффект на окружающих.
- Короче, я решил снять с тебя очки, - скрестив на груди руки, Родимус буквально лучился гордостью. Он был уверен в том, что Проулу понравиться идея. Это был совершенный план.
- Родимус, если ты не заметил, я не ношу…
- Я фигурально выразился. Ладно? Слушай, я приглашаю тебя на свидание, и ты поймешь насколько ты классный. Ты не должен быть большим скучным занудой. У тебя красивый корпус, и ты милый. Мы вместе избавимся от твоих очков.
Уперев руки в боки, Родимус торжествующе смотрел на собеседника.
- Знаешь что, я согласен, - раздраженно бросил Проул. Помассировав виски, он тяжело вздохнул и добавил: - Мы сделаем так…
Родимус воспрянул духом. Проула оказалось уболтать гораздо легче, чем он ожидал. Шлак, Родимус даже пару раз увиливал от встречи с ним, чтобы выиграть время и тщательно продумать все детали разговора.
- Я схожу на одно свидание с тобой, - подняв указательный палец, Проул взглядом пригвоздил неуместно оживившегося Родимуса к месту. – Один раз. Если мне понравится, в чем я лично очень сомневаюсь, я подумаю над следующим разом и так далее. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не решу, стоит ли тратить на тебя свои силы и время.
Проулу хотелось стереть радостную улыбку с лица Родимуса. Тот не должен был выглядеть настолько довольным.
- Если мне не понравится, ты от меня отстанешь. Я сделаю так, что ты отстанешь. И больше никаких подарков. Если я скажу, ты оставишь меня в покое, и общаться мы будем исключительно по деловым вопросам. Все понятно?
- Договорились! – Родимус сжал ладонями руку Проула и с энтузиазмом потряс ее, чувствуя, как собственная искра пульсирует от предвкушения. – Мы пойдем в лучшую заправку, - поднеся ладонь Проула к губам, он перецеловал сервоприводы на каждом пальце. – С тебя оптики сводить не будут, гадая, кто же встречается с самим Родимусом Праймом.
С этими словами Родимус направился к двери. Бросив на ходу: «Я заеду за тобой сегодня вечером. Ты не пожалеешь!», он унесся по коридору.
Хмуро глядя на опустевший дверной проем, Проул чувствовал, как начинает давить на него принятое решение.
Праймус всемогущий, во что он ввязался?

+++

Драббл-бонус от того же автора

- Родимус, что я говорил? Ничего ниже пояса, - прошипел Проул, прижимаясь затылком к стенке кладовки. Под прикосновениями Родимуса его корпус горел. Особенно фривольное поглаживание его интерфейс-панели стало последней каплей. Скрестив ноги, он продолжил сквозь сжатые дентопластины: - Эй! Ты вообще меня слышишь?
- Ладно, ладно, я все понял. Не кричи. Ты же не хочешь, чтобы нас кто-нибудь тут застукал?
На самом деле Родимус очень надеялся на то, что их застукают. Доносящийся снаружи приглушенный гомон вечеринки заставлял его шуметь вентиляцией.
- Представляешь, сколько будет разговоров? Ты, и вдруг оказался эксгибиционистом, - рассмеялся Родимус, посасывая шейные кабели Проула.
Он чувствовал ладонями горячую броню, когда партнер попытался отодвинуться: не для того, чтобы уйти, а чтобы расслабить напряженные сервоприводы.
- Видишь, все не так уж и плохо, - хмыкнул Родимус прежде, чем начать выцеловывать скулу Проула. Он почувствовал, как мех откинул голову назад и тихо вздохнул. Проул начал осторожно поглаживать его в ответ, слегка сжимая оранжевый бампер.
Даже такой малости было достаточно для того, чтобы заставить Родимуса дрожать.
- Я на это пошел исключительно по твоей просьбе о том, чтобы разыграть очередной подсмотренный в земных фильмах сценарий, - буркнул Проул. – И нечего инсинуировать.
Поджав губы, он отвернулся от Родимуса. Тот воспринял это как приглашения прижаться к губам партнера своими.
Первый поцелуй оказался натянутым, Проул упорно отказывался отвечать. Прошло несколько мгновений прежде, чем он разомкнул губы, впуская язык Родимуса. Почувствовав, как ладони на его бампере сжимаются сильнее, Родимус только теснее прижался к Проулу. Он пытался погладить каждую деталь корпуса партнера. Праймус, он никогда бы не подумал, что Проул сможет настолько быстро заводить его.
- Ты что вытворяешь? – прервав поцелуй, Проул нахмурился и расширенной оптикой уставился на Родимуса. – Тут я трогать не разрешал, - он скрестил руки на собственном капоте. – У тебя вообще есть хоть какое-то представление о приличиях?
Родимус отвел глаза и стыдливо почесал затылок.
- Ну, ты же не запрещал трогать фары. Проул, послушай, я ничего не могу поделать, твой капот такой…
- Стоп. Забудь.
Проул чувствовал, как горит его лицевая пластина, и решил не развивать эту тему. Вместо этого он наклонился и, лизнув губы Родимуса, коротко поцеловал его. Родимус попытался углубить поцелуй, проникая языком в рот партнера. Губы и рот Проула были горячим, сладкими. Оторвавшись от партнера, Родимус заметил, что между их губами протянулась ниточка смазки. Его вентиляция засбоила от возбуждения.
- Не переживай, Проул, у нас весь вечер впереди, никто к нам не зайдет.
- Откуда ты знаешь? – спросил Проул, оставляя на щеке Родимуса быстрый поцелуй.
- Я закрыл и заблокировал дверь.
Родимус поцеловал Проула, прикусывая его нижнюю губу.
- Ты что сделал? – Проул ошарашенно уставился на дверь.
- Закрыл нас здесь, - тон Родимуса был таким, будто он раскрывал гениальный план. – После мне всего-навсего нужно будет разблокировать дверь снаружи…
Внезапно замолчав, Родимус тоже взглянул на дверь. Подняв на Проула взгляд невинной голубой оптики, он развел руками и проговорил только:
- Упс.

+++

@темы: законченное, Transformers, перевод, фанфикшен

---

Eidolon (Призрак), глава 2

Название: Eidolon (Призрак)
Автор: Llanval (http://archiveofourown.org/users/Llanval/pseuds/Llanval)
Переводчик: Wild Kulbabka
Рейтинг: PG
Персонажи: Один, Тор, Фригга, Хеймдалль, Лаувейя за кадром.
Краткое содержание: На челе Одина корона, и она тяжела подобно утрате.

Глава 2: В руках держал он свое сердце и грыз его


Тор наблюдал возвращение своего отца с одной из террас, парящей на головокружительной высоте над расписанными рунами дверьми тронной залы. За ними ждала мать, её изящные белые руки бережно сжимали отцовский меч, напитанные солнцем волосы волной спадали на завораживающие изгибы трона Одина.
Фригга просила, чтобы сын стоял подле неё, но Тор хотел увидеть воинов, хотел увидеть их триумф, длинные-предлинные ряды танов, вернувшихся в Асгард, в Вальхаллу.
Затаив дыхание, Тор смотрел, но танов было гораздо меньше, чем ему представлялось. Он не мог назвать существо, внезапно развернувшееся под его ребрами, но оно кусалось и ранило. Во имя Всеотца, Тору было больно.
Покинув сияющую балюстраду, Тор бесшумно побежал к матери, к сиянию отцовского меча.
Когда покрытые рунной вязью двери распахнулись, и таны рекой потекли в залу, Тор взглянул в лицо отца. До этого он никогда не видел отцовской крови, но Асгард научил его, что в ранах есть и гордость, и почет. Тор видел бога, вернувшегося с Войны, победоносного и сияющего.
Тор не видел теней, не видел своего Отца.
Точно так же он не слышал резкого, внезапного вздоха матери.

~ * ~

– Всевидящий, – приветствовал Один. Он не пытался увидеть Хеймдалля, ведь он не позволит потере управлять собой. – Что притаилось в Ётунхейме? Где дитя?
Тяжелым молчание молчанием дышали дальновидные зрачки Хеймдалля. Даже Один Всеотец не может силой вырвать слово из этого Аса.
– Все тихо, как и прежде, – пробормотал Хеймдалль, пальца выстукивали беззвучную дробь по рукояти огромного меча. – Ётунхейм укрыт тенью, сквозь которую даже я не могу прозреть, – он покачал головой, и Один ослеплен отблеском света в рогах шлема. – И даже спустя два цикла первого Солнца, и я не увижу ничего.
– Привратник, что за чушь? – фыркнул Один, повязка на его глазу была такая толстая, что напоминала намордник. Рана чесалась, а призрак полноценного зрения жег раскаленными шипами.
– Не играй со мной в слова, Всеотец, – предупредил Хеймдалль, горящие глаза следили за пустотой, за тьмой, за звездами. – Я вижу. Даже тебя.
– Хеймдалль, ты всерьез уверяешь меня, что не можешь Увидеть ётунского ребенка?
На челе Одина корона, и она тяжела подобно утрате.
– Нет. Я вижу то, что рядом с ним, до и после него. Но я не вижу само дитя, лишь тень, – Хеймдаллю весело, века прошли со дня, когда его последний раз смогло обвести вокруг пальца живое существо. – Это магия скальда, лед отражает мой Взгляд.
– Лед можно разбить, – нараспев произнес Один, и песнь Гунгнира загремела в подвижном чертоге Биврёста.
Хеймдалль не вздрогнул, не изменился в лице.
– А Всеотец не пожалеет о разбитом?
Это не вопрос, Привратник не задавал настоящих вопросов с того часа, как получил Взгляд от матери Иргиафы.
На это у Одина нет ответа. Вместо ответов у него есть Зимнесвет и мир. Но любопытство отличает разумных существ от неразумных. Более того, разновидность любопытства, лелеемая Одином, одновременно и дар, и проклятье, с него никогда не бывает довольно.
– Победа – это победа, Скрывающийся Под Маской. Ётунхейм запечатан, проникнуть в него не может никто. Я не могу нарушить приказ Всеотца, даже ради самого Всеотца.
И Одину, только что вернувшемуся с бойни, все еще слышащему красную песнь войны, пришлось проглотить вопль ярости, обуздать дикое желание принудить Хеймдалля силой, сдержать руку с Гунгниром.
Хеймдалль рассмеялся, странный опасный звук, как скрежет извлекаемого из ножен меча. Над высокими рогами золотого шлема проплывала Туманность Орла, её оранжевое свечение окрасило Привратника расплавленным золотом. Хеймдалль знал, что он есть, как знал и Один.
– Победа – удивительное чудище, не правда ли?
Хеймдалль не ответил, уверенный, что Повешенный в ответе не нуждается.
– В Доме Короля Лаувейи есть сад, – прошептал Хеймдалль.
Один почувствовал, как его ноги приросли к полу.
– Ётунхейм превратился в руины в час, когда ты, Один Всеотец, забрал Зимнесвет. Сад выстоял, и его лед нетронут.
Ни у кого не повернется язык сказать, что Хеймдалль выполняет законы и приказы Одина из страха, просто выполнять их так приятно.
Даже потерпев поражение, Лаувейя оставался для Одина тенью, которую он не мог рассеять, знаком, который не мог разгадать. И шип, и наказание, и награда. Одинаково непредсказуемый для Одина Плута, Одина Ломающего Копье и Одина Убийцы.
Когда дрожь шагов Одина превратилась в эхо, Хеймдалль вновь обратил Взор к Ётунхейму, жадно, терпеливо и настойчиво.
Асы забыли о себе столь многое, и с трудом вырванный у Ётунхейма мир не разрушит стену неведенья, которой они себя окружили. Хеймдаллю грустно от этой мысли, но он не сделает ничего, чтобы изменить ход вещей. Хеймдалль будет стоять в стороне, и наблюдать, как его раса закрывается от остальной Вселенной, ибо он Видит, и Видит далеко.
Очень-очень далеко.
Извечная песнь Биврёста убаюкала его, заполняя пустоту под доспехами Хеймдалля как ничто другое во всех Девяти Мирах.
Он не закрыл Глаз.

~ * ~

Один с трудом вытерпел праздничную церемонию в Асгарде, смех и радость по поводу их возвращения были подобно ударам Мёлльнира в лоб. Он притронулся рукой к щеке, и на подушечках пальцев остались тусклые крупицы засохшей крови. Глаз потерян, но глазница все ещё кровила, а тело оплакивало потерю. Беспечную, глупую потерю. Взамен он не получил ничего, хотя прежде никогда не оставался в накладе: ни провисев на ясене, ни потратив время на кражу у честного наивного Гуннлёда, ни заплатив цену за голову Мимира.
– Отец!
Один с трудом подавил вздох, Тор никогда не задавал вопрос. Другому сыну достаточно было бы одного взгляда на отца, сидящего во время пира подобно каменному изваянию, что бы понять, что случилось нечто.
Тор не задумывался.
– Вольстагг говорит, ты привез величайшее сокровище ётунов, – лицо Тора ясно и открыто, бессовестно жизнерадостно. Для Одина это должно было стать достаточным утешением. – Мне можно посмотреть?
Он устал от этого пустого блестящего праздника, поэтому ответил «да», хотя должен был – «нет». Жене достаточно было одного взгляда, чтобы понять его намеренья, и Один Плут ускользнул из слишком яркого зала, а его слишком яркий сын следовал по пятам подобно волчонку.
Высокие сводчатые залы Асгарда почти пусты, и звук их шагов разносился гулким эхом. Двери в сокровищницу были запечатаны личным заклинанием Одина, но его легко разрушить капелькой крови заклинателя и руной.
Тор шел через древнюю сокровищницу Асгарда, пока не остановился у пьедестала с полупрозрачным кубом, живущим зимой во всех её неласковых формах.
– Это..?
– Да, ётуны зовут его Зимнесветом. Он дает их планете жизнь, энергию и силу.
Рассмеявшись, Тор потянулся к Зимнесвету, и внезапно, подобно когтям, на его запястье сомкнулись пальцы отца. Взглянув в лицо Одина, Тор увидел как обвиняющее сузился единственный глаз. Он убрал руку.
– Ты забрал источник жизненной силы Ётунхейма? – это простой вопрос, но от этого он ранил Одина не менее сильно. Тор не видел в вопросе второго, третьего дна и скрытых значений. Он не видел насколько двояко правосудие Одина. С него достаточно было того, что на поверхности.
– Я забрал у Лаувейи источник жизненной силы его Королевства.
– Это действительно великая победа, отец, – ответил Тор, повернувшись к кубу спиной. Его воображение рисовало живые картины того, насколько грозен и могуч отец, пусть Лаувейя и украл у него глаз, пока битва гремела вокруг Бога и Короля. – Ты можешь гордиться.
Краем глаза Один видел, как голова Мимира дразнит его издевательской ухмылкой, с силой доступной лишь давно мертвым.
Отец положил ему на плечо руку, теплую и тяжелую, но…
– Не все сокровища завоевываются в бою, – пробормотал Один, с внезапной ясностью ощущая на плечах груз веков. – Не все сокровища мы можем удержать подле себя.
Тор не понимал истинного значения слов отца, пока слишком много столетий не легло ему под ноги.

~ * ~

Примечание автора: названия и первой, и второй главы взяты из поэзии Стивена Крэйна.

Примечание переводчика: В скандинавской мифологии Гуннлёд – дева-ётун, которую Один соблазнил, а после украл у неё «мёд поэзии». Но, как уже говорилось, ётуны в этой истории хоть и не имеют определенного пола, ведут себя скорее как мужчины, поэтому я с чистой совестью перевела несчастную Гуннлёд как юношу.

@темы: перевод, в процессе, фанфикшен, "Thor" & north mythology

---

Летняя ФБ - 2014, внеконкурс

Название: Тюремный блок № 90210
Переводчик: Wild Kulbabaka
Бета: F-22
Автор: Winkaku (www.fanfiction.net/s/8394548/1/cell-block-90210)
Вселенная: Transformers: G1
Пейринг/Персонажи: Старскрим/Мегатрон и наоборот
Категория: слэш, остросюжетный боевик))
Рейтинг: NC-17
Примечания/Предупреждения: взрослая лексика, тонкий троллинг Прайма, псевдопубличный секс

бардак на автоботской базе под катом

Как ему это удается?

По мнению Мегатрона, сикер выглядел смехотворно. Мех был скован, во рту кляп, крылья за спиной зафиксированы жесткой скобой, а весь корпус опутано толстыми цепями. На оптике повязка, сам сикер прикован к установленной вертикально передвижной платформе — все это Мегатрон заметил, когда Старскрима катили мимо него в камеру, находящуюся напротив и через два отсека от той, в которой заперли его самого.

Мегатрон злорадно подумал, что из таких ограничителей не выпутается и турболис.

Он сердито провентилировал и откинулся на койке, наблюдая, как пятеро солдат из «эскорта» сикера вздрогнули и взглянули на него. Рассматривая собственные скованные наручниками руки, он думал, насколько глупы автоботы. Они что, не понимают, кто здесь представляет реальную угрозу? Подобное отношение было почти оскорбительным…

Сквозь прутья он, молча, наблюдал, как автоботы зафиксировали платформу посреди камеры крепкими клеммами и ушли, так и не бросив на Мегатрона взгляд своей подчеркнуто равнодушной оптики.

Оставшись в одиночестве, Мегатрон принялся обдумывать свое положение. Рейд провалился; то, что его поймали, стало еще большим провалом. Он сердито зарычал — звук срезонировал глубоко в груди — удачный выстрел и пинок в пах ни от кого иного как лично от благородного Прайма послужили причиной его теперешнего положения. Прайм выглядел в тот момент удивленным, пристыженным и даже слегка сочувствующим — очевидно он сам от себя не ожидал настолько подлой уловки.

Да в шлак его.

В конце концов, война есть война, тут не попросишь перерыв на то, чтобы проковылять сквозь сражение со смещенным сочленением на левом бедре и позорным следом от чужого колена на паховой пластине. В эту камеру его привело именно бедренное сочленение, отказавшее в самый ответственный момент — во время отступления.

Подведем итог: во всем виноват Старскрим… ну, вот как-то так…

Мегатрон потер свежий сварочный шов на бедре — этот клятый автоботский медик, не задумываясь, вколол ему седативного, а количество автоботов, присутствующих при починке его сочленения и интерфейс-панели, стало болезненным ударом по и так изрядно пострадавшему за день самолюбию. Тем не менее, Мегатрон не мог не признать, что работа проделана хорошо, хоть ему и было странно и до шлака раздражающе до сих пор не чувствовать собственный зад.

Чувствительность вернулась к правой части бампера к тому моменту, когда Мегатрон услышал пронзительные скребущие звуки. Убедившись, что сикер все так же в цепях, с кляпом и, очевидно, без сознания, он списал звук на акустику старой тюремной камеры. Кстати о сикере — Мегатрон не мог понять: как и почему поймали Старскрима. Ладно, он вытрусит из заместителя признание позже, когда Саундвейв договориться об их освобождении. И вообще, это лишнее подтверждение того, что весь происходящий шлак — вина Старскрима.

Потихоньку Мегатрону становилось лучше: раны больше не болели, хоть его гордость и была ранена более чем тяжело, а чувствительность вернулась до такой степени, что он мог двигать левой ногой. Как долго он здесь торчит? Несколько часов? Дней? Зависит от того, как долго он был в отключке. Хотя все не так уж страшно: Саундвейв сможет справиться с «Немезидой» в его отсутствие. К тому времени, как он начал расхаживать по камере, пытаясь размять ноги, скребущий звук начал порядком действовать на процессор. Он попытался бы устранить источник шума, но не смог определить его: не вентиляция, не силовое поле решетки и даже не динамик громкоговорителя. Усевшись обратно на койку, Мегатрон готов был грызть решетку от раздражения, но неожиданно с другого конца коридора раздался громкий лязг. Камера Старскрима.

Взглянув в ту сторону, Мегатрон увидел, что кляп и цепи, прикручивающие Старскрима к платформе, сброшены, а тело сикера извивается в едва ли не гипнотическом ритме. Изо рта он сумел вытащить тонкую иглу и, зажав её острыми дентопластинами, начал ковырять замок ошейника. Медленно работая дентопластинами и отмычкой, Старскрим совсем скоро освободил верхнюю часть корпуса, и перешел к цепям на руках и запястьях. Наблюдая, как сикер губами и длинным серебряным языком вертит отмычкой, дюйм за дюймом освобождаясь от пут, Мегатрон испытывал странную смесь возбуждения и онемения после седативного. Его оптика достигла новой ширины, когда сикер, все еще с повязкой на лице, выгнулся назад, сложившись едва ли не вдвое, чтобы взломать замок на сдерживающей крылья скобе. Замки, наручники и цепи под напором ловких рук падали на пол, как дождевые капли.

Мегатрон шепотом выругался — он никогда не видел ничего подобного: подъем и спад хорошо контролируемой вентиляции, длинная нога освобождается от цепей и описывает изящный полукруг только для того, чтобы освободить вторую ногу. Сикер в завораживающе-красивом движении припал к земле — колени широко раскинуты, сильные стальные бедра блестят в тусклом освещении камеры — и поочередно взломал замки цепей на запястьях и щиколотках. Свободные от пут, длинные когтистые пальцы мгновенно сдернули с оптики повязку, и Мегатрона встретила самодовольная распутная улыбка, полная острых дентопластин — так скалится вышедший на охоту турболис. Плавным движением сикер раскинул крылья и выпрямился в полный рост, взглянув на Мегатрона в упор полной похоти красной оптикой.

Партия была разыграна как по нотам — Старскрим не сомневался в этом и решил немного растянуть удовольствие, ведь: умей дело делать — умей и позабавиться…

Изящная нога, текучее движение бедер, руки высоко вскинуты, и корпус сикера вытянулся в струну. Встав на самые кончики стоп, высоко вздернув прижатые к спине крылья, меньше, чем через вздох, Старскрим напрягся и, извиваясь, протиснулся сквозь толстые прутья решетки. Он едва коснулся заряженной энергоном поверхности прутьев — энергия обожгла, посылая искры по нейроцепям. Мегатрон был слишком удивлен для того, чтобы огорчиться или обрадоваться: вместо того, чтобы прокладывать путь к свободе, проклятый заместитель собирается пробраться к нему в камеру!

И все же, большая часть сознания Мегатрона сосредоточилась на мысли о том, как приятно эти округлые бедра могли бы ерзать на его коленях.

Как ему это удается?

Намеренья меха стали кристально ясны, когда он с нахальной ухмылкой перехватил взгляд Мегатрона и, не опуская оптики, начал протискиваться через прутья разделяющей их решетки. Вновь с гладкого металла посыпались искры, сикер скользнул сквозь зазор между прутьями: плавное движение длинной белой ноги, медленное покачивание бедра, вскинутые вверх крылья и руки, вытянувшийся на кончиках стоп корпус, тонкая талия и живот сокращаются в такт каждому движению. Миг — и шоу до обидного быстро закончилось, но Мегатрон был достаточно умен для того, чтобы сохранить видеозапись в памяти, и, будь он проклят, если не пересмотрит её в подробностях еще не раз. Сидя на краешке тюремной койки, Мегатрон наблюдал, как сикер танцующей походкой подошел вплотную к нему, и, едва касаясь, обхватил ладонями его шлем. Податливые губы замерли всего в нескольких миллиметрах от его губ, и Мегатрон лицом чувствовал горячую вентиляцию, уставившись ярко-красную оптику. С полной дентопластин улыбкой, которая, казалось, рассекла его лицо пополам, сикер уперся обеими ладонями в грудь Мегатрона и толкнул. Мегатрону — застигнутому врасплох, руки все еще в наручниках — оставалось только с возмущенным воплем свалиться с койки и застрять в зазоре между ее торцом и стеной. Положение, в котором он оказался, было не только недостойно лидера, но и опасно: его корпус сложился едва ли не пополам, двигаться он не мог, а собственные ноги раскинулись, как два восклицательных знака. Отлично! Он встретит свой оффлайн в этой долбаной камере от руки своего долбаного заместителя наиболее нелепым долбаным образом!

Мегатрон сердито фыркнул на Старскрима, как горгулья усевшегося на краю койки и рассматривающего его все с той же приводящей в бешенство ухмылкой. Мегатрон уже собирался было атаковать слуховые датчики меха — обругать того по самые закрылки — как сикер внезапно перехватил его щиколотки. Толкнувшись сильными ногами, Старскриму удалось перетащить бампер Мегатрона через край койки. Все еще удерживая Мегатрона за щиколотки, сикер с торжествующей улыбкой впился губами в стык между пластинами его паховой брони и левого бедра. Мегатрон со стыдом подумал, что, если судить по реакции Старскрима, выражение лица у него самого было при этом весьма дурацкое. Шлакодел оказался до обидного хорош в этом: вылизывания и быстрые мокрые поцелуи, и — шлак! — ему даже удавалось сбрасывать крохотные разряды с губ и дентопластин. Мегатрон едва смог сдержать стон, когда Старскрим, просунув язык в щель между пластин, приласкал находящуюся в опасной близости от его порта схему.

Когда он последний раз интерфейсиля? Во имя коннектора Праймуса, слишком давно…

С искренней улыбкой, которой при других обстоятельствах удалось бы успокоить Мегатрона, сикер дентопластинами и языком с тихим щелчком открыл паховую пластину, пзащищающую порт.

Ржа.

Серьезно, во все происходящем шлаке абсолютно точно виноват Старскрим…

Мегатрон зарычал и задергался, осыпая сикера проклятьями, в тщетной попытке оттолкнуть его. Невыполнимая задача, учитывая позу, в которой он оказался — законы физики почему-то не хотели подчиняться Мегатрону так же легко, как совсем недавно — его заместителю; в его конструкции в принципе не было заложено подобной гибкости. Он чувствовал горячую вентиляцию на внешнем кольце порта, и через миг за дело снова принялись язык и дентопластины. Нежный нажим губ и очертивший внешнее кольцо язык прервали размышления Мегатрона о том, какие мыслимые и немыслимые кары ждут сикера. Вместо этого он вскинул бедра и вскрикнул. Его мысли смешались в кучу, когда мягкий нажим губ и языка стал жестким и требовательным, и прежде, чем Мегатрон успел опомниться, он завопил от удовольствия. Стальные когти прошлись по стыкам брони вниз, и Мегатрон заизвивался, зажатый между койкой и стеной. Красивые губы и ядовитый язык его заместителя выделывали с портом Мегатрона вещи неописуемые и восхитительные, на которые был способен только Старскрим. Мегатрон закинул ноги на плечи сикера, непристойные хлюпающие звуки наполнили камеру, и обладатель ног, как был со связанными руками, растекся по полу лужей расплавленного металла. Еще миг, и его коннектор развернулся, истекающий смазкой и напряженный. Старскрим, эта крылатая зараза, только ухмыльнулся и провел языком от основания до самого кончика коннектора. Сикер выцеловал и тщательно вылизал его по всей длине, прежде чем взять в рот полностью. Есть вещи, которых Мегатрон не ожидал от своего заместителя, и одна из таких вещей — то, что Старскрим — его Старскрим! — никогда бы не согласился добровольно кому-нибудь отсосать. Мегатрон решил, что некоторые из его суждений о сикере были предвзяты.

Желание бороться покинуло его, и Мегарон судорожно вздрагивал каждый раз, когда Старскрим посасывал его коннектор, как энергоновый леденец. Сикер целовал и прикусывал, и мировосприятие Мегатрона сузилось до прерывистых всхлипов удовольствия. Старскрим царапнул когтями скрытые под броней нервные цепи, и корпус Мегатрона затопило кипящей лавой. Два тонких пальца со сложенными когтями скользнули вниз и начали играть с внешней окантовкой его порта, чувствительные датчики которого горели от желания того, чтобы к ним прикоснулись. Ловкие пальцы двигались в такт скольжению губ по коннектору, стоны Мегатрона перешли в пьяные от наслаждения вопли — он чувствовал, что долго не продержится. К двум пальцам прибавился третий, растягивая порт, причиняя приятное жжение. Сквозь пелену собственных стонов и криков Мегатрон услышал щелчок, искусный язык, лизнув в последний раз, оставил коннектор, и что-то твердое прижалось к его истекающему смазкой порту. Мегатрон едва ли успел удивленно простонать прежде, чем в его порт толкнулся чужой коннектор. Движение отозвалось болью — он уже и забыл, когда в последний раз был нижним.

Сикер замер и хмыкнул: для своего типа корпуса он был довольно большим и знал об этом. Но он не планировал превратить происходящее в пытку или предательство, наоборот — собирался довести любовника до исступленного наслаждения. Старскрим гордился этим умением, а все, что умел, он стремился делать безупречно. Медленный влажный толчок; Мегатрон задрожал от удовольствия, и — хоть Старскрим и любил подразнить любовника — он задал неспешный ритм. Мегатрон тяжело вентилировал, его капающий смазкой коннектор терся о гладкие брюшные пластины и кабину пилота. Движения Старскрима стали резче, и Мегатрон, не удержавшись, начал подаваться навстречу, жжение в его растянутом порту переплавилось в сладкие спазмы и бегущее по позвоночному каркасу электричество. Сикер покрутил бедрами, закинул ногу Мегатрона себе на бедро и, зарычав, начал толкаться в любовника сильнее. Горячий пульсирующий коннектор заполнял Мегатрона до предела, расплавляя корпус, заставляя стонать и кричать. Он ерзал и выгибался, не зная, что внутри него задевает коннектор шлакодела-заместителя, но ощущения были непередаваемыми! Дымящиеся плавильни! Сокращающийся спазмами порт поджался, кулеры замерли, на полдороге к срывающей процессор перезагрузке Мегатрон выгнулся дугой. Сикеру удавалось задевать такие датчики в порту Мегатрона, о существовании которых он и не подозревал, глубокие толчки и нежные ласки заставляли его захлебываться блаженными воплями. Мегатрону казалось, что он вот-вот взорвется, что его корпус вскипает изнутри, а броня плавится. В стыках прочных пластин брони скакали сполохи статики, Мегатрон глухо зарычал, когда разряд прошел по его корпусу, играя на системах как на чутко настроенном музыкальном инструменте, пластины его нагрудной брони щелкали, пытаясь раскрыться. Мегатрон испытал чистое наслаждение и едва ли не облегчение, когда перезагрузился, забрызгивая серебристым трансфлюидом брюшные пластины своего заместителя, сжимая влажным портом его коннектор. Тяжело вентилируя, сикер наклонился, накрыл губы Мегатрона своими, сглатывая стоны любовника, и перезагрузился с последним судорожным толчком изящных бедер и приглушенным вскриком. Ощущение горячего трансфлюида, до предела заполнившего его порт, заставило Мегатрона перезагрузиться во второй раз, дрожа и испытывая удовольствие настолько мощное, что его, казалось, можно было пощупать.

После они просто лежали, прижавшись друг к другу, горячие и влажные от смазки. Мегатрон гудел вентиляцией, пытаясь охладить разогретый корпус и медленно приходя в себя. Он, разумеется, убьет своего заместителя, но позже, когда снова сможет чувствовать свои руки.

Как долго они тут?

И где эти шлаковы автоботы?

…

И есть ли тут камеры наблюдения?

Кончики пальцев начало покалывать, по пластинам брони проскакивали крохотные статические разряды — корпус Мегатрона медленно отходил от перезагрузки, пока его хозяин чувствовал себя слишком усталым, для того, чтобы двигаться. Едва ли не проваливаясь в перезарядку, Мегатрон краем оптики заметил мелькание белых крыльев.

Еще пять минут… и он убьет мелкую заразу…

Шумно вентилируя, сикер подполз к нему, склонился над наручниками и, зажав иглу дентопластинами, помогая себе влажным языком, открыл замок.

Игриво шурша пластинами, Старскрим встретил взгляд Мегатрона наглой улыбкой полных губ и полной похоти оптикой — приди и возьми меня.

Ох, сейчас шлакодел свое получит.

Через миг они покатились по полу камеры клубком рук и крыльев, нежных касаний и быстрых поцелуев. Запах масла и озона — запах Старскрима — туманил Мегатрону процессор, будь проклят его корпус. Он вылизывал и прикусывал изящную шею сикера, кусал и целовал его отзывчивые мягкие губы. По камере разнесся высокий, пронзительный стон — который, ради справедливости стоит отметить, принадлежал не Мегатрону — и сикер закинул длинную ногу на поясницу любовника, потер соплом каблука стык серых пластин. Мегатрон не смог бы сказать, как долго они целовались и ласкали друг друга, но когда он отстранился от Старскрима, его корпус снова был горячим, а вентиляция шумела, и сикер умоляюще смотрел на него яркой красной оптикой.

Что ж, Старскрим хочет поиграть, и эту игру можно вести вдвоем. Ни один мех при исправном процессоре не может рассчитывать вытворить такое, а потом просто развернуться и уйти — особенно, если он вытворил это с Мегатроном. Он поднялся вслед за Старскримом — онемение корпуса почти прошло, переплавившись в восторженное возбуждение — и запустил когти в стыки брони сикера, сжал второй рукой острую кромку крыла, втягивая любовника в жесткий поцелуй. Мегатрон порезал большой палец об острую кромку, но не обратил на это внимания, забираясь пальцами и языком под чувствительные пластины брони. На Старскрима приятно было смотреть — сикер полностью отдался на милость любовника. Отдаленным уголком процессора Мегатрон помнил, что должен сердиться за что-то на Старскрима, но в данный момент эти обиды казались мелочными и незначительными.

Мегатрон хмыкнул и заурчал, когда сикер поймал губами порезанный палец, прижался бедрами к его животу и разложенному коннектору. Обхватив рукой затылок Старскрима, Мегатрон вернул эти полные соблазнительные губы к своим губам, поглаживая дрожащие элероны, пощипывая кончики длинных серебристых крыльев. Мегатрон разогревался все сильнее, пока тонкие длинные пальцы плясали по стыкам серых пластин, находя каждый чувствительный датчик. Его широкие плечи дрожали, конденсат, собираясь на броне, срывался крупными каплями; Праймус всемогущий, казалось, что прогнанный его вентиляцией воздух вырывается клубами пара. Прижавшись к нему, стонал и выгибался сикер: гладкое золотое стекло кабины пилота, обжигающе-горячая паховая броня, сплошные плавные изгибы и бесконечные мольбы. Старскрим никогда не умолял так прекрасно — желание было в каждом вздохе, в каждом долгом жадном поцелуе.

— Пожалуйста, пожалуйста, мой лорд!

Перехватив запястье поглаживающей широкое крыло черной руки, Старскрим положил ее ладонь на внутреннюю сторону своего бедра, заставляя почувствовать влагу, которая лишь отчасти была конденсатом.

— Мегатрон!

Сикер вскидывался всем корпусом, стонал протяжно и скрипуче, но, шлак, Мегатрон до этого момента не слышал, как что-нибудь настолько приятное срывалось с этих вероломных губ. Мегатрон самодовольно хмыкнул: роскошный сикер подчинялся его прикосновениям, желал то наслаждение, которое только он мог подарить. Тонкие пальцы требовательно цеплялись за броню Мегатрона, острые дентопластины прикусывали его шейные кабели, заставляя сбоить вентиляцию.

Что-то мягко капнуло на пол, и на ладонь Мегатрона просочилась густая, заманчиво пахнущая голубоватая смазка. Старскрим вовлек его в новый поцелуй, их языки сплелись, горячо и требовательно, и Мегатрон низко рыкнул, когда услышал тихий щелчок, а острый запах стал сильнее, почти осязаемо заполняя пространство между их корпусами. Паховая броня сикера раскрылась: крупный напряженный коннектор и порт, истекающий прозрачной смазкой, которая крупными каплями стекала по стройным белым бедрам. Глухо простонав, он проследил пальцами влажную дорожку. Мегатрон приласкал внешнее кольцо порта, провел указательным пальцем по коннектору, получив в ответ прерывистый вздох и хриплый вскрик. Сикер начал требовательно тереться о серый корпус, и паховая броня Мегатрона неожиданно стала невыносимо тесной. Ну что он был за десептикон, если бы отказал себе в удовольствии взять то, чего в данный момент хотел более всего?

Мегатрон погрузил в порт сикера один палец, затем второй, с его запястья капала горячая, пахнущая Старскримом смазка. Он терпеливо раскрывал сикера и — готов был поклясться Праймусом — даже просто сжимая пальцы, этот порт дарил наслаждение. Стонущий, пронзительно вскрикивающий сикер отчаянно пытался устоять на ногах и одновременно глубже насадиться на толстые черные пальцы. Мегатрон не позволил ему этого — слишком уж был приятен для оптики был охваченный желанием, пытающийся получить свое Старскрим.

Сердитый и возбужденный одновременно сикер прикусил нижнюю губу, получив по корме шлепок за свое нетерпение. Старскрим вскрикнул обиженно и возмущенно, укусив за плечо Мегатрона. За это он получил еще один шлепок по налившейся энергоном пластине кормы, который сильнее насадил его на чужие пальцы, и тихий смех в аудиодатчик, заставивший его ерзать и прикусывать серую броню. Наконец Мегатрон не выдержал, и его напряженный коннектор развернулся в прохладном воздухе камеры, уронив с кончика прозрачную каплю смазки. Сикер прижался к нему горячими пластинами живота, кабиной пилота — к серой груди, и с силой потерся. Вид гладких блестящих брюшных пластин и округлых бедер, трущихся о его коннектор, доконал Мегатрона, и мех упал на пол камеры рядом с наэлектризованными прутьями решетки. Святой шлак, Юникрон и его хтонический истекающий смазкой порт — то, что вытворял сейчас Старскрим, не проделывал ни один из предыдущих любовников Мегатрона. Сикер хмыкнул и прижался к его бедрам. Мегатрон окинул оптикой струйку трансфлюида на золотом стекле, покрытые смазкой живот и белые ноги, оседлавшие его бедра, затуманенную похотью красную оптику, собственные пальцы, до упора загнанные в податливый порт, и коннектор, который просто умолял о чужом влажном жаре.

Мегатрон на миг задумался о том, кто же обладает преимуществом в их маленькой игре, но связные мысли разбежались, когда сикер, изогнувшись, провел языком по его пульсирующему коннектору и животу. Он хотел этого не меньше Старскрима и, вынув пальцы из растянутого порта, направил во внешнее кольцо кончик своего коннектора. Он толкнулся в сикера, горячая внутренняя поверхность порта плотно обхватила его, и Старскрим бессвязно возбужденно зашептал:

— Пожа… Пожалуйста, пожалуйста, Ме… Мегатрон!

Сикер полностью сдался на милость любовника, вскинув вверх дрожащие руки, и принялся умолять, ругаться и всхлипывать, широкие крылья дрожали, пока сильные черные ладони, сжав его бедра, не давали сдвинуться с места. Мегатрон закончил сладкую пытку одним мощным толчком, и — шлак! — Старскрим был узким! Сикер вскрикнул, до предела загнав в себя коннектор Мегатрона, и замер, пытаясь свыкнуться с его размером. Шлак, шлак, шлак и тысячу раз шлак! Старскрим был тесным, горячим, смазка стекала крупными каплями, собираясь у основания коннектора Мегатрона. Чувствуя, как его сжимает влажными стенками порта, Мегатрон со стоном откинулся на пол. Как мех вообще может быть настолько узким?

Старскрим скривился и двинул бедрами, и оптику Мегатрона залил белый свет. Инстинктивно он обхватил ладонями талию сикера. Мегатрон установил быстрый, сводящий их обоих с процессора ритм. Когти сикера вернулись к его броне, находя чувствительные стыки, о которых он даже не подозревал, но будь он проклят, если ласки не были неописуемо приятны. Сжав руками завлекательную корму Старскрима, Мегатрон начал отчаянно толкаться в сикера, доводя того до пронзительных воплей.

Старскрим взревел турбинами, встряхнув любовника до самой искры. Мегатрон решил, что о происходящем не должен узнать ни один мех — о том, как громко от удовольствия может орать лидер десептиконов, как широко может раскрыться его оптика. Но, во имя Юникронова бампера, он подумает об этом позже…

Мегатрон из последних сил старался сохранить лицо, удержать контроль над ситуацией. Он отвесил сикеру подзатыльник, но вместо ожидаемого эффекта неожиданно оказался нос к носу с нагло улыбающимся темным лицом. Жесткий поцелуй и укус заставили шлакодела заткнуться, и совсем скоро они вернулись к бешенному ритму. Влажное хлюпанье и звон пластин разносились по камере, им вторили музыкальные всхлипы Старскрима. Их движения стали быстрее, смазка пополам с конденсатом брызгала на пол. Сглатывая крики с губ сикера, Мегатрон сменил угол толчков и начал сильнее вколачиваться в любовника. Дрожа всем корпусом, Старскрим оседлал черные бедра и, двигаясь на коннекторе Мегатрона, запрокинулся назад, выгибаясь едва ли не дугой, чтобы облегчить движения любовника. Вскинув руки, Старскрим извивался, прижавшись к заряженной энергоном решетке. Сикер выделывал нечто невообразимое верхней частью корпуса, пытаясь протиснуться сквозь гудящие от напряжения прутья, но в данный момент Мегатрону было на это наплевать. Роняя с брони охладитель и конденсат, Мегатрон попытался встать. Старскрим остановил его, закинув на плечо ногу. Мегатрон инстинктивно сжал белое колено, и вторая нога обвила его корпус под мышкой, до боли впиваясь соплом каблука в спину. Сильные ноги рванули его вперед, и с последним пронзительным воплем Старскрим перезагрузился, сжимая пульсирующим портом коннектор, проскальзывая в снопах искр сквозь прутья решетки. Мегатрон сорвался в перезагрузку на миг позже, заполняя податливый порт трансфлюидом, чувствуя, как собственные стоны отдаются в самой камере искры.

Продляя собственную перезагрузку, Старскрим подался навстречу его толчкам и забрызгал потеками трансфлюида серую броню. С драматическим скрипом дверь камеры сорвалась с петель и с грохотом рухнула на пол.

Старскрим расслабился и, окончательно проскользнув сквозь деактивированную решетку, с довольным вздохом растянулся на полу. Лежа со своей стороны решетки, Мегатрон красной усталой оптикой наблюдал за сикером с то ли сердитой, то ли довольной ухмылкой. Он решил, что убийство Старскрима станет бессмысленной потерей потрясающе красивой кормы. Разумеется, при условии, что никто не узнает о произошедшем.

Прекрасно, время совершенно точно потрачено не в пустую… стоит позволять себе чаще попадаться в плен вместе со Старскримом.

Теперь им всего-навсего необходимо выбраться отсюда, и с ходячей отмычкой особого труда это не составит… Еще пять минут…

Неожиданно улыбка турболиса вновь изогнула темные губы сикера. Мегатрон простонал: он, что даже понежиться после хорошей перезагрузки не может прежде, чем попасть в очередную ловушку? Игриво улыбнувшись, сикер потянулся всем корпусом и откинулся назад, делая стойку на плечах и вскидывая в воздух ноги.

Взвыла сирена, когда острое сопло каблука разбило маленькую красную коробочку на стене.

Мегатрон понял, что его оптика может быть еще шире.

Звон битого стекла заглушили сирены безопасности «Арка», камеру заполнил красный свет и тени. Мегатрон успел увидеть только полную дентопластин ухмылку своего заместителя, и сикер исчез в вихре строб-импульсов. Ну, разумеется, Старскрим просто обязан сделать происходящее интересным для себя. С приглушенным проклятьем, Мегатрон поднялся на ноги и, захлопнув паховую броню, кинулся к дверям. Заместителя нигде не было видно, а очень скоро тюрьма будет набита автоботами. Пришло время для резервного плана десептиконов, во все времена единодушно признаваемого лучшим и мудрейшим — «беги так, будто за тобой сам Юникрон гонится».

Как ему это удается?

Он прибьет долбаного сикера!

Под вой сирен Мегатрон несся по залитым красным светом коридорам «Арка» к точке открытия космического моста. Десептиконская разведка утверждала, что тот расположен на палубе «В», найти его, наверняка, будет не сложно — нечто, чему необходимо так много энергии, спрятать трудно. Пушка Мегатрона была деактивирована, но он, оставаясь гладиатором до самых микросхем, с легкостью впечатал в стену голову попавшегося на пути автобота. Этим автоботом совершенно неожиданно оказался Инферно, который, если судить по выражению лица, ожидал встретить скорее не Мегатрона, а его заместителя. За подобное неуважение Мегатрон оставил после себя замечательную, повторяющую контуры корпуса Инферно вмятину в стене. Сирены замолкли как раз в тот момент, когда неудачливый мех рухнул на пол с отключенной оптикой. Очевидно, Старскрим умудрился хакнуть систему безопасности «Арка» и сейчас устраивал на корабле форменный дурдом. Замедлив свой бег, Мегатрон тупо уставился на прикрепленный к стене коридора ярко-желтый стикер. На нем была изображена указывающая налево стрелка и подпись «Сюда, глупый».

Как ему это удается?

Не имея лучшего варианта, Мегатрон последовал совету и повернул налево, оставив на пути к следующему стикеру несколько покореженных автоботских шлемов. Надпись на ярко-зеленом квадрате гласила: «Камеры безопасности не очень безопасные». С покорным вздохом, слыша за спиной топот множества мехов, Мегатрон сорвал бумажку со стены и выбрал наиболее очевидный путь к космическому мосту — широкий коридор со змеящимися по потолку толстыми кабелями. Он пробегал по коридорам гораздо дольше, чем следовало, уровень энергии был низкий, и автоботы совершенно точно уже успели определить его местонахождение. Вновь ожили сирены и красный свет, Мегатрон слышал позади проклятья, когда, подчиняясь глюкам в системе безопасности, дверь за дверью начали открываться на его пути. По всему «Арку» гудели механизмы, противопожарная система плевалась пеной пополам с водой. Потерявшись в море белой пены, Мегатрон уперся в тупик и увидел красный стикер со стрелкой, указывающей на ближайший шлюз. Круглая створка гостеприимно раскрылась, позволяя Мегатрону ввалиться внутрь. Осматривая полутемное помещение, Мегатрон с рыком принялся отряхиваться от хлопьев пены. Сирены заглохли, вдалеке раздался пронзительный вопль и приглушенный взрыв.

Как и следовало ожидать, помещение было огромным, забитым силовыми кабелями и компьютерными терминалами. Посередине всей этой машинерии живописно расположился находящийся без сознания Уилджек с обрезком трубы, торчащим из даже на вид болезненной трещины в шлеме.

— Чего ты так долго?

Вздрогнув, Мегатрон обернулся и увидел своего заместителя, вольготно растянувшегося на ближайшем терминале, так будто он находился у себя дома. Сикер спрыгнул на пол, цокнув соплами, и, соблазнительно покачивая бедрами, на ходу начал щелкать кнопками приборов. Не переставая ухмыляться, Старскрим шагнул на почерневшую от долгого употребления сетчатую платформу. С ослепительными молниями электричества и громким хлопком, которые заставили Мегатрона зажать оптику и слуховые датчики, сикер исчез, оставив вместо себя яркий квадрат зеленого энергетического поля.

«Сейчас или никогда», — решил Мегатрон, отправляясь за своим заместителем по космическому мосту в, Юникрон знает, каком направлении.

Противоположный конец моста поприветствовал Мегатрона ощущением полета, следом за ним последовали боль и сталь — он приземлился ничком на пол в одной из кают «Немезиды». Покачиваясь, Мегатрон сел и попытался сориентироваться. Он оказался в кают-компании собственного корабля, рухнув с потолка на расположенные внизу сиденья. Оглянувшись вокруг, он встретил ошеломленную оптику и застывшие лица своих солдат, которые перед этой незапланированной встречей с начальством как раз собирались выпить энергона. Со стоном скатившись с остатков того, что еще совсем недавно было столом, Мегатрон встал, величественно кивнул своим бойцам и с высоко поднятой головой покинул кают-компанию, стараясь сохранить остатки растерзанного в клочья достоинства. По пути в командный центр с него падали обломки стола и клочья пены.

Мегатрон сердито оглядывал встречных мехов, не ожидающих увидеть своего лидера; молчание лучше всяких слов упреждало возможные комментарии по поводу его внешнего вида. Двери командного центра с шипением распахнулись перед ним, Мегатрон в очередной раз обвел тяжелым взглядом своих шокированных подчиненных и направился к главному компьютерному терминалу. В дальнейшем ему следует предоставлять Саундвейву большую свободу действий — мех вел переговоры с Праймом и, насколько можно было судить, твердо стоял на своем.

«Ничего не происходит…» — Прайм пытался блефовать, но ему мешали отрывистые возражения проницательного Саундвейва и завывающие в «Арке» сирены. Покрытый царапинами, обломками стола и потеками того, что подозрительно напоминало засохшую смазку, вперемешку с хлопьями пены Мегатрон готов был первым признать, пусть и молчаливо-сердито, всю пикантность ситуации. Встретившись оптикой с ошарашенным лидером автоботов, Мегатрон без слов достиг с ним взаимопонимания: «Не спрашивай, и мне не придется отвечать».

Саундвейв взглянул на своего командира как всегда бесстрастно и обернулся к Оптимусу.

— Переговоры: нет необходимости.

Саундвейв уже собирался отключить связь, когда Прайм вздохнул и спросил с чем-то, что с натяжкой можно было считать злостью: «В этом виноват Старскрим, ведь так?».

— Да.

Закрыв лицо ладонью, Прайм отвернулся от экрана, к затылку его шлема был приклеен розовый стикер с одним-единственным словом: «Всегда».

Как ему это удается?

+++

PS. С Инферно и Уилджеком все хорошо. Честно-честно.

@темы: законченное, Transformers, перевод, фанфикшен

---

Летняя ФБ - 2014, миди, высокий рейтинг

Название: И свершилось правосудие
Переводчик: Wild Kulbabka
Бета: Aksalin
Автор: Dragoness Eclectic (www.fanfiction.net/s/8716030/1/Justice-is-Serve...)
Форма: миди
Вселенная: Transformers (G1 Season 3 с элементами МТМТЕ)
Персонажи: Старскрим, Блицвинг, Скайфайр, Дивизия Правосудия Десептиконов в полном составе; очень легкий намек на Скайфайр/Старскрим
Категория: джен
Рейтинг: NC-17 (предупреждение: насилие, пытки, смерть канонных персонажей)

торжество науки под катом

Старскриму удалось перехватить Блитцвинга в грязном космопорту, который был единственной достопримечательностью жалкого каменистого астероида, расположенного в самом бампере вселенной. Уловив краем оптики приближение меха, Блицвинг потянулся к подпространственному карману, где, как знал Старскрим, трехрежимник прятал оружие. Затем на его лице отразилось облегчение пополам с настороженностью, когда он узнал в приближающемся к нему мехе сикера.
В ближайшей заправке Старскрим заказал две порции того, что в этой дыре считалось топливом, и фланирующей походкой подплыл к Блицвингу.

— А тебя тяжело найти, — с самодовольной ухмылкой проговорил сикер.

Блицвинг окинул взглядом помещение, запоминая входы и выходы.

— А ты выглядишь достаточно здоровым для сгоревшего дотла трупа, — понизив голос, трехрежимник добавил: — Для моего поведения есть причины, — он закончил почти шепотом: — Гальватрон внес меня в список ДПД. Ты тоже в нем.

Расслабленно откинувшись на спинку сиденья, Старскрим вопросительно поднял руки.

— Это еще что такое?

Вздохнув, Блицвинг вынул датапад и вывел на экран видео.

— Гальватрон отыскал где-то древний сквад палачей и назвал их Дивизией Правосудия Десептиконов. Знакомые лица, знакомая работа. Взгляни-ка, это видео стало вирусным в информационных сетях Кибертрона.

Видеоряд открывал крупный план эмблемы десептиконов. Подпись на кибертронском гласила: «Дивизия Правосудия Десептиконов. Дело: Виндталон». Затем камера показала двух огромных и двух просто больших десептиконов и хрупкого изящного меха. Два гиганта — фиолетовый с пластинами тяжелой летной трансформы и светло-коричневый танк — держали неприметного зеленовато-голубого сикера хваткой такой силы, что деформировали несчастному броню. Огромный, но меньше двух первых, десептикон с лицом, закрытым маской в виде фиолетового знака, обернулся к предполагаемым зрителям.

Два мощных танка и мех с тяжеловесной летной трансформой, у двоих из них в корпусах приспособления для мучительной казни, с ними здоровый мех с непонятным типом корпуса и легкий специалист, скорее всего снайпер, если судить по конфигурации корпуса. Все это Старскрим успел подметить. Они казались смутно знакомыми, Старскрим наверняка их знал. В миллионный раз он проклял Гальватрона за то, что тот уничтожил его оригинальный корпус, а вместе с ним — и базы данных.

Тёмно-серый танк проговорил, обращаясь к камере: «Виндталон признан виновным в дезертирстве и предательстве. В обоих случаях приговор — смерть. Он бросил своих товарищей на произвол судьбы, не обеспечив им огневую поддержку перед лицом врага, и само по себе это тяжкий проступок. Предательство заключается в том, что Виндталон крал энергон, с трудом и большими рисками добытый на Земле, энергон, который должен был подпитывать войну, и этим он нанес Делу еще больший урон».
До ужаса медленно приговоренного подтащили к камере. Фиолетовый мех оказался передвижной плавильней, его коричневый товарищ — чем-то вроде дробилки для руды, будь этот минерал на Кибертроне. Трансформирующийся в винтовку мех, очевидно, управлял камерой. Здоровяк с непонятным типом корпуса, к которому крепилось несколько генераторов, как выяснилось, трансформировался в электрический стул. Именно он нанес смертельный удар: расплавил мощными разрядами электричества шлем и корпус — все, что осталось от Виндталона после того, как с ним наигрались другие. Сикер продолжал кричать — подтверждение того, что он оставался жив до последнего момента, когда его метапроцессор вплавился в стенки шлема.

Мех с закрытым маской лицом — он казался слегка расстроенным, ведь ему не удалось принять участие в пытке — вновь обратился к камере: «Десептиконы, вы видели кару за дезертирство, предательство, трусость, бунт, за соучастие в этих преступлениях и подстрекательство к ним, за попытку скрыться или уйти от Правосудия десептиконов. От нас не спрятаться и не сбежать. Мы найдем любого и приведем приговор в исполнение. Только Гальватрон может вычеркнуть имя меха из Списка. Слава Гальватрону!». Видео закончилось. Вместо финальных титров на экране пробежал список имен, первым был Старскрим, затем — Блицвинг и множество других менее известных мехов, Скайфайр среди них.

Старскрим слегка склонил голову, на лице — выражение средней степени скуки.

— Забавно. Октана в списке нет. Интересно, почему?
С тщательно скрываемой тревогой Блицвинг взглянул на сикера.

— Эм, Скример? Они и за тобой охотятся.

Старскрим ответил презрительным взглядом.

— Ты об этих отбросах? Серьезно, Блицвинг, ты думаешь, что я в последнее время хватку потерял? Я узнал этих шутов: кучка претенциозных садистов, назвавшихся в честь пяти городов, которые некогда первыми захватил Мегатрон. Их сквад принадлежит ко второму классу палачей, тем, кто недостаточно хорош, чтобы с ними возился Спинистер.
Он наклонился к собеседнику, недобро ухмыльнувшись.

— Они могут представлять угрозу, когда нападают впятером на одного, как с этим несчастным сикером. Но, — шепотом продолжил Старскрим. — Ты и я вполне можем разделаться с ДПД и их «Списком».

Блицвинг взглянул в оптику Старскрима.

— Охотиться вместо того, чтобы прятаться? Шлак, идея мне нравится, но что делать с двумя здоровыми мехами и снайпером? Я, знаешь ли, старею и становлюсь излишне осторожным.

— Ах, Блицвинг, Блицвинг, — проурчал Старскрим. — Они только что сами показали нам, как работают, а я к тому же смогу достать досье на каждого из них. Они совершили очень большую ошибку, Блицвинг, внесли не те имена в свой жалкий список. К тому же я не могу позволить им запугивать и терроризировать моих потенциальных рекрутов. Казалось, Блицвинг все еще сомневается. Он снова прокрутил видео, внимательно изучая каждого из мехов.

— Что ты скажешь о лидере? Похож на что-то вроде танка.

Старскрим нахмурился.

— Это Тарн. Танк, две плазменных пушки, умен, обладает редкими способностями. Сейчас не вспомню, какими точно, но все равно я, скорее всего, лично займусь им, — он снова недобро улыбнулся. — Выше нос, Блицвинг! Ты ведь помнишь, чем еще, кроме командования авиацией, я занимался?

— Был самой большой процессорной болью Мегатрона? Эй, шучу, помню я, — улыбка Блицвинга обещала страдания и боль вставшим на его пути мехам. — Но сейчас у тебя нет большой пушки.

— Одолжу одну из твоих, — с ядовитой ухмылкой ответил Старскрим.

— У тебя есть план, скажи, что делать мне. В этот раз я с тобой, — Блицвинг поднял стакан с дымящимся напитком в шутливом подобии тоста.

— Я польщен, Блицвинг. Ценю твою веру в меня, — холодно прокаркал Старскрим. — Прежде всего, подберемся вплотную к этому шлаку, но постараемся не наследить, чтобы они нас не вычислили. Заляг на дно: никаких драк или конфликтов, молчание по всем радиочастотам и так далее. До нужного момента исчезни с лица вселенной.
— Трудноосуществимо без собственного транспорта, — проговорил Блицвинг. — А наемные пилоты болтают слишком много.

— К счастью, у меня есть личный транспорт, — улыбнулся Старскрим, когда они выходили из заправки. — К тому же, мне необходима химическая лаборатория и хорошая информационная база — нам придется подобрать подходящую звездную систему и планету. Необходима планета с горячей магнитосферой и большим количеством металлических образований. Хорошо еще, что у меня есть доступ к лучшей в этой части вселенной базе данных. Остается только лаборатория, но я достану все необходимое там же, где и досье.

###

Блицвинг рассматривал «личный транспорт» Старскрима.

— А знаешь, мне до боли знаком этот довоенный кибертронский шаттл, — трехрежимник оглянулся в поисках нежелательных свидетелей. — Или следует говорить: мех с трансформой шаттла?

Старскрим только в очередной раз ухмыльнулся.

Небольшой белый шаттл для межзвездных перелетов с тихим шипением гидравлики откинул передний трап. Когда Старскрим с Блицвингом поднялись по трапу, внутренняя система оповещения проговорила голосом Скайфайра: «Добро пожаловать на борт, Блицвинг».

###

— Скайфайр, мне нужна планета.

— И что ты собираешься с ней делать?

— Понаблюдаю за местной природой, оценю рост уникальных видов экзотической флоры, пущу энергоновую слезу при виде сияющей утренней атмосферы и расставлю смертельную ловушку для пяти головорезов-садистов, которых во имя общего блага необходимо убить.

— Я не позволю втягивать в это аборигенов, Старскрим.

— Если на планете не будет разумных существ, я смогу выполнить это условие.

— Какая конкретно планета тебе нужна?

— Что-нибудь с горячей магнитосферой и активной звездой, с атмосферой достаточно плотной и горячей для того, чтобы создавать термальные инверсии, и с множеством заземленных металлических образований. Также мне необходимо иметь возможность летать в местной атмосфере и при необходимости найти укрытие на поверхности. Если подходящая планета находится на расстоянии не слишком многих парсеков от нас — будет просто идеально.

— Просматриваю свою исследовательскую базу. Заземленные металлические образования? Один из твоих поклонников использует ионное оружие как у Силверболта?

— Что-то вроде этого.

— Посмотри вот эту. Помню, во время первой экспедиции туда у меня были проблемы с электромагнитными импульсами, излучаемыми местной флорой.

— Электромагнитные растения? Скай, дай посмотреть! Ого, мне нравится это место.

###

— Старскрим, это действительно полициклическая структура энергона?

— Да, Скайфайр, хотя это только промежуточный результат.

— Этот твой результат несет очень высокий заряд энергии и крайне нестабилен.

— Так и есть. Но нужно еще немножко увеличить заряд.

— И для этого ты добавляешь в структуру молекулы азота?

— Да. Не подбивай меня под локоть.

— Знаешь, я лучше понаблюдаю за твоими опытами с орбиты.

— Не волнуйся, соединения стабилизируются, когда я кристаллизирую этот энергон с энергоном, который обычно используют в боевом оружии! Скайфайр… Скайфайр? Эх, не думал, что он так быстро может переместиться на орбиту.

###

Каон напал на след Старскрима в системе Мандала примерно в то же время, когда доступные сведенья о Блицвинге свелись к слухам и звездному сиянию. Блицвинг был важен, но Старскрим гораздо важнее, к тому же была возможность отследить его перемещения до конечной точки. Они не смогли засечь искровую метку бывшего Командующего авиацией, но оказались действенными старинные методы расследования. Перевозчик топлива рассказал о том, что продал свой товар в упомянутой системе достаточно характерному бело-сине-красному экс-десептикону. Покупатель, как не преминул сообщить все тот же перевозчик, без особого успеха залечивал полученное в бою ранение.

Тарн внутренне усмехнулся. Их добыча ранена и, скорее всего, неспособна на долгий перелет, к тому же даже в лучшей своей форме Старскрим не мог превысить скорость света. Все, что необходимо: разогнать из намеченного квадранта транспорт и грузоперевозчиков, и печально известный Командующий окажется в ловушке, а у них будет возможность вдоволь поохотиться.

Время пришло.

###

Солнце, вокруг которого вращалась Мандала IV, было активной звездой класса А5. Бури на ее венчике, пересекаясь с мощным магнитным полем планеты, создавали впечатляющие и шумные вспышки в атмосфере. Захватывающее зрелище, которое, тем не менее, сводило на нет любые попытки прощупать планету датчиками дальнего действия, и вмешивалось в работу систем сообщения. Сама планета являла собой безжизненную пустыню, в которой выточенные ветром пустоши перемежались с лишенными жизни и воды оврагами и кавернами.

Шаттл ДПД приземлился на высокогорном плато. Выехав в трансформе танка, Тарн развернулся в меха.

— Старскрим. Лишенный полномочий легендарный Командующий авиацией десептиконов, правая рука Мегатрона… мятежник, предатель и враг Лорда Гальватрона. Его попытки уйти от правосудия, инсценировав собственную смерть[1], потерпели неудачу в первую очередь благодаря его собственному раздутому самолюбию. Для бывшего Командующего оказалось невыносимым прятаться под видом безвестного солдата-нейтрала. Как выяснилось, в секторе Денеба он охотился на пиратов, отбирая у них добычу. При этом он продолжал носить собственные цвета и эмблему десептиконов. Я думаю, он заслуживает уважения хотя бы за то, что у него хватило гордости не сменять символ дела, которому он некогда служил верой и правдой…

— Когда мы его поймаем? — вклинился Тезаурус, спускаясь вместе с Хелексом и Восом по пологому склону вслед за Тарном.

Тарн с неодобрением посмотрел на Тезауруса, затем повернулся к Хелексу:

— Подними Воса в воздух, и постарайтесь взять след Старскрима. Мы визуально засекли его с орбиты, он питается низкокачественным энергоном, продукты распада которого видны даже без датчиков. Несмотря на то, что системы обнаружения здесь сбоят, и Каон не может засечь его искровую метку, химические отходы, которые он выделяет, должны быть заметны за много миль. Как низко могут пасть некогда могущественные! Такова расплата за предательство: голод и полная деградация.

Вос растянулся поверх кабины Хелекса, когда тот трансформировался и с ревом турбин поднялся в воздух. Пропев несколько мелодичных слов на древнекибертронском, Вос указал на восток. Рыкнув турбинами, Хелекс рванул в указанном направлении. Тарн жестом позвал остальных в шаттл, затем, трансформировавшись, въехал на борт. Каон все еще не мог вычислить искровую метку бывшего Командующего, но Вос почувствовал в воздушных течениях слабый запах жженых контаминантов из низкокачественного топлива, которым вынужден был питаться Старскрим.

Вос вновь издал тонкую трель и указал куда-то вдаль. Разноцветные вспышки окрасили небо, и радар нещадно заглючило, но даже без него невозможно было не узнать красно-голубые цвета бывшего Командующего авиацией. Их цель летела над каменистой пустошью, то появляясь, то пропадая между холмов и каньонов. Поднимающийся от земли жар подергивал Старскрима дрожащей дымкой.

— Он пытается скрыться от нас в путанице наземных образований. Умно — если ему удастся приземлиться — но я и не ожидал меньшего от того, кто некогда занимал пост Командующего авиацией. Не спускайте с него оптики, пока у Воса не будет возможности выстрелить. Ему не сбросить нас с хвоста, пока он питается сцеженными топливными объедками, но он может на неопределенное время затянуть операцию. Хелекс, подстрели его из Воса! — скомандовал по радиочастоте шаттла успевший развернуться в меха Тарн.

Приземлившись, Хелекс трансформировался, в тот же миг ему в руки упал сложившийся в винтовку Вос. Уперев приклад в плечо, он прицелился в дрожащий в дымке контур Старскрима и, улыбнувшись, медленно нажал на курок.

Вырвавшийся из ствола разряд, рванулся вперед и, казалось, только слегка задел сикера. Расстояние и жаркое марево не давали возможности оценить ущерб, но Старскрим качнулся на лету, попытался выровнять траекторию и в плоском штопоре рухнул вниз, скрывшись из виду за гребнем холмистой гряды.

— Упал. Пора удостовериться в том, что Командующий авиацией больше не поднимется. Приземляемся на вершине одного из тех холмов, — трансформировавшись в танк, Тарн подъехал к трапу шаттла. Его аудиосистема играла классический победный марш.

Равнина за грядой оказалась лоскутным одеялом из каньонов и каменных пиков. Беспорядочно перекрученные заросли ползучих металлических растений цеплялись за стены каньонов. Как выяснилось, на Мандале IV все-таки существовала жизнь. Старскрима нигде не было видно.

— Там, — указал Каон. Бледно-голубые росчерки тянулись вниз по стене ближайшего к ним каньона. — Он упал туда.

— «Нас обманули», — процитировал развернувшийся в меха Тарн. — Это восклицание Мегатрона никогда не было столь уместно, как в случаях со Старскримом. Его там нет, это обманный маневр для того, чтобы мы потратили время на прочесывание каньонов. Но он прикоснулся к этому месту и совершил фатальную ошибку. Мы сможем взять свежий след. Вос, отследишь с того места направление, в котором идет химический запах.
Вос свесился с края каньона, к которому не рискнули подойти его более тяжелые товарищи, и начал сканировать местность, поворачивая шлем туда и…

Вжик!

Голова Воса отлетела в сторону, отделенная от тела выпущенными из-за спин ДПД двумя лазерными разрядами. Тарн начал оборачиваться в направлении выстрела.

— Меня ищете, дилетанты? — на вершине высокого каменистого пика в тени экзотических местных растений стоял Старскрим: руки все еще подняты, наплечные винтовки дымятся, на корпусе ни следа ранений, а на лице зловещая ухмылка. — Восу следовало быть более осмотрительным, в конце концов, он был ученым в достаточной мере для того, чтобы знать, как действует термальная инверсия. Для тех из вас, кому не посчастливилось приобщиться к науке, объясняю: мираж, — улыбка сползла с лица сикера, а оптика сузилась. — Вам всем следовало быть более осмотрительными, и не охотиться за мной!

Тарн трансформировался в танк.

— Вос промахнулся, мы попали в засаду. Каон, взять его!

Каон выбросил вперед руки, запуская в Старскрима двойной разряд электричества.

Сикер метнулся за покрытый металлическими побегами выступ скалы.

Хелекс поднялся в воздух.

Каона подкинуло, когда пущенный им разряд заземлился через металломагнитное растение. Старскрим зажал руками аудиодатчики, пробормотав что-то вроде: «Ох, электромагнитным растениям очень не нравится такое поведение… три… два… один…».

Бум!

Растение вернуло излишний накопленный разряд, выпуская электромагнитный импульс, который перегрузил аудиодатчики и радиочастоты в ближайшем радиусе. Генераторы на корпусе Каона поймали мощный импульс, и мех рухнул на колени.

Старскрим, сверкая статическими разрядами на шлеме и кончиках крыльев, разрядил в Каона винтовки, жестоко и эффективно отключая электрическую систему меха.

Сикер пропустил нанесенный в спину удар Хелекса. Рухнув на землю, он поймал схемами остаточные электромагнитные импульсы. Бывший исследователь, он был создан для межзвездных перелетов, защищен от негативного воздействия электромагнитных полей и разрядов, но мощные импульсы местной флоры достали даже его.

Гигантский мех поднес Старскрима к заслонке плавильни.

Лицо сикера перекосило от боли, оптика расширилась. Ракетные установки на его корпусе не отвечали на команды, их схемы закоротило от слишком мощного электромагнитного импульса. Он начал перезапуск собственных оружейных систем, надеясь, что реинициализация сможет — нет, просто обязана — вернуть схемы в исходный рабочий режим.

Тем не менее, пока оружие оставалось в нерабочем состоянии, Хелекс успел запихнуть сикера в свою плавильню. Заработала индукционная печь, меняя магнитные поля и превращая корпус Старскрима в цельный нагревательный элемент.

— Только не лицо! — прокричал сикер, чувствуя, как размягчается тоненькая поверхность лицевой пластины. Строение его корпуса давало защиту от жара, идущего снаружи, но никак не изнутри. Происходящее слишком сильно напоминало Старскриму то, как он горел в плазменном разряде из пушки Гальватрона… только гораздо медленнее. Невыносимо медленнее. Если он срочно что-либо не предпримет…

— Нет! — извернувшись, сикер пнул ногой заслонку плавильни.

Забавляясь рывками Старскрима, Хелекс рассмеялся. Его плавильня была надежно укреплена, и внутренний жар очень скоро выплавит силы и желание сопротивляться даже из бывшего Командующего. Ни одной жертве не удалось вырваться из Хелекса до того момента, когда он добровольно выпускал её оплавленные останки.

От жара мысли Старскрима замедлялись и путались, но его сознание оставалось сфокусированным как лазер на том, чтобы выбраться из плавильни прежде, чем высокая температура дестабилизирует пару специальных ракет. Крутнувшись, он уперся ногами в керамическое покрытие задней стенки плавильни, вжался плечами и шлемом в армированное стекло внешней заслонки… шлак, схемы отказывают, придется давать вербальные команды.

— Клиновоздушный двигатель! — каблуки-турбины Старскрима трансформировались для полета и, полыхнув, толкнули сикера наружу. Заслонка на груди Хелекса взорвалась градом осколков, пулей вылетевший из нее Старскрим выписал в воздухе еще несколько безумных петель прежде, чем, отключив турбины, рухнуть на четвереньки. Он облегченно выдохнул — наконец-то удалось запустить ракетные установки.

— Как раз вовремя, — пробормотал сикер, заизвивавшись, когда его снова перехватил Хелекс. Пластины нагрудной брони Старскрима раздвинулись, выплюнув две ракеты прямо в плавильню. Выгнувшись в гигантском кулаке, ему удалось упереться турбинами в сопло Хелекса.

Гигант сильнее сжал руку, чувствуя, как сикер выскальзывает из захвата, и фыркнул:

— Моя плавильня изнутри покрыта броней. Ты думаешь, у других не было бомб? Скан показывает, что у тебя нет фотонного оружия[2], так что…

То, что Хелекс собирался сказать дальше, осталось неизвестным, так как Старскриму наконец-то удалось с надсадным визгом турбин вырваться из его хватки в тот самый момент, когда заряд в ракетах сдетонировал от индуктивного жара плавильни.

Хелекс взорвался. Ударная волна была настолько мощной, что сопровождавший ее звук находился за пределами слышимости. Части огромного корпуса разлетелись на мили вокруг. Поток воздуха сбил с ног Старскрима, раскидал остальных. Крупно дрожа, сикер попытался встать только для того, чтобы снова рухнуть на землю. Его покореженные крылья почернели, он медленно подполз к скале и, уцепившись за каменный выступ, рывком поднялся на ноги. По стеклу золотистого кокпита бежали трещины.

— У гексанитрогексаэнергоновюрцитана есть одна полезная особенность: сканирование не квалифицирует его как фотонное соединение. А еще его дестабилизируют высокие температуры.

Тарн выстрелил из обеих пушек, начисто отрывая израненное левое крыло Старскрима, и трансформировался в меха.

— Поверь, Старскрим, мы не хотим тебя слышать. Взять его, Тезаурус!

Сикер заорал от боли, когда огромный мех схватил его за обломок левого крыла. Широко раскрыв оптику, он цеплялся за броню Тезауруса, пытаясь избежать неумолимо приближающегося зева дробилки…

Бум!

Откуда-то из-за левого плеча Старскрима вылетел крупный снаряд и, попав точно в дробилку, проделал в корпусе Тезауруса большую дыру…

Сикер выпрямился в сжавшей его руке, будто добровольно оказывая содействие собственному палачу…

Бум!

Второй снаряд просвистел там, где миг назад была голова Старскрима, и впился точно в перекрестье Х-образного шеврона на лице Тезауруса, разрывая в мелкие осколки шлем меха.

— Пометил крестиком мишень, — фыркнул сикер.

Старскрим освободился из беспорядочно мечущихся рук умирающего корпуса и шлепнулся на землю, всхлипывая от боли. Розоватый энергон и разноцветная смазка сочились из оторванного крыла, зеленый хладагент тонкой струйкой бежал по лицу из рассечения на шлеме. Силой заставив себя взглянуть в оптику Тарну, сикер ухмыльнулся.

Метнувшись вперед, Тарн подхватил Старскрима и закрылся израненным бывшим Командующим от неизвестного стрелка, притаившегося в холмах. Скрючившись за выступом скалы, он выискивал в каньонах и пиках признаки союзника сикера. Его пушки ныли от скопившейся в них мощности, белое сияние готового вырваться разряда создавало вокруг спрятавшихся за скалой мехов светотень. Тихо играла музыка — старинный кибертронский реквием.

Стрелок, оказавшийся массивным фиолетово-серым танком, медленно ехал к ним по гребню ближайшей скалы.

— Блицвинг! — воскликнул Тарн, и мелодия в его динамиках набрала мощь, достигнув крещендо. — Два предателя по цене одного. И почему вы все не соберетесь в одном месте, чтобы я мог покончить с вами за раз! Как тогда, Старскрим, когда целый Сенат собрался ради тебя и твоих сотриадников, добровольно, пусть и не ведая, придя на собственную казнь…

— Тарн, ты не заметил, что у тебя закончились мехи? — прервал его Старскрим голосом полным статики. Горелая смазка сочилась из уголка его рта, но сикер продолжал ухмыляться. — Нас двое, из вас полноценно функционирует только один — я сделал все для того, чтобы Каон еще долго не смог подняться: полностью разрядил в него нуль-винтовки.

Тарн снисходительно улыбнулся покореженному сикеру.

— В данный момент я вижу только одного. Ты тяжело ранен и едва функционируешь. Какая ирония: вместо того, чтобы позволить Восу, Хелексу, — с каждым именем Тарн усиливал хватку на предплечьях Старскрима, сминая металл. — Каону, Тезаурусу выполнить свой долг, ты все сделал сам. То, чем ты прикончил Хелекса, едва не убило тебя самого, сейчас ты, скорее всего, даже трансформироваться не сможешь, — по тону Тарна можно было определить, что, по его мнению, это одно из самых страшных увечий. — Ты был рядом с тем электромагнитным растением, и тебя поджарило не хуже Каона. Тезаурусу даже не понадобилось перемалывать твои крылья, ты сам дал возможность мне их отстрелить. Мегатрон хорошо тебя знал: ты не видишь картины целиком, стремишься одержать незначительную победу тут и там, не замечая, как проиграл войну! Ты проиграл. Казни, твоя и Блицвинга, хорошенько напугают предателей и дезертиров. И это достойная цена за жизни моей команды.
Думаешь, Блицвинг успеет тебя спасти? Ты уверен, для того, чтобы взорвать тебя, мне понадобиться встать, дав Блицвингу возможность выстрелить. Ты очень сильно ошибаешься. Знаешь, что у меня есть кроме пушек? Я вооружен словом, могу буквально заговорить тебя до смерти. Да, звучит претенциозно, но так и есть. Даже сейчас, пока я говорю с тобой, твои внутренний системы замедляются под действием моего вокального резонанса. И чем тише я говорю, тем медленнее их работа, а постепенно потухнет и твоя искра…

Старскрим холодно рассмеялся:

— Тарн, да ты слишком много болтаешь! Ты эти сказки рассказываешь всем своим жертвам?

Под действием голоса Тарна его искра действительно затухала, но оружейные системы продолжали работать.

Старскрим вскинул руку, упирая дуло винтовки в левую оптику Тарна, и выстрелил. Мех рухнул, а от корпуса Каона к Старскриму метнулся турболис…

Только для того, чтобы быть раздавленным гусеницами Блицвинга. Трехрежимник трансформировался.

— Выглядишь как шлак. Неужели обязательно было веселиться в одиночку, Скример?

Сикер столкнул с себя корпус Тарна, неуверенно и с трудом поднялся на ноги. На внутренние экраны высыпали предупреждения о повреждениях, и сикер себя чувствовал действительно как шлак, причем как шлак раскаленный и размазанный по асфальту колесами Мотормастера. Он нетерпеливо перезапустил кричащие об оффлайне системы и взглянул на Блицвинга.

— Не жалуйся! Ты лично прикончил Тезауруса, и при этом тебе не отстрелили крылья, и половину корпуса не разломали. Скайфайр перепугается как последняя киберкисонька, когда меня увидит. К тому же, Каон скорее всего еще жив, так же как и Тарн. Твой меч при тебе?

— Разумеется, — широко ухмыльнулся Блицвинг, доставая клинок.

Старскрим стер заливающую оптику смазку и задумчиво проговорил:

— Интересно, кто-нибудь еще помнит, что до того как стать Командующим авиацией я был личным ассасином Мегатрона?

Взглянув на мертвых и умирающих, Блицвинг пожал плечами.

— Не думаю.

— Отлично. Именно к этому я и стремился, — улыбнулся Старскрим.

Блицвинг вернул ему улыбку и принялся за работу.

###

Новое видео распространялось со скоростью света по каналам и форумам в информационных сетях Кибертрона. Его, не отрываясь, смотрели как десептиконы всех фракций, так и многие автоботы. Камера показывала монитор, на котором транслировался бесславный конец печально известных членов ДПД. Вид на нижнюю часть монитора закрывало широкое серебристое крыло, расцвеченное красными и голубыми росчерками. Видео закончилось, и обладатель крыла обернулся лицом к камере. Нетрудно догадаться, что это был Старскрим, починенный и заново покрашенный.

«Во время Великого Стаза Шоквэйв упразднил сквады палачей, и тому была веская причина: этот шлак только бестолку тратил энергон», — говоря это, Старскрим небрежно выбросил на стол перед собой повторяющую эмблему десетипконов маску Тарна.

«Сказанное касается как энергона, служившего им топливом», — за маской Тарна последовало простреленное в двух местах шипастое лицо Воса. — «Так и энергона их жертв», — искореженный осколок темного шлема. — «Мегатрон не стал возрождать сквады по той же причине: у нас слишком мало солдат для того, чтобы делать из некоторых примеры для устрашения».

На стол лег сильно погнутый Х-образный шеврон.

«Гораздо более действенны различные методы «убеждения» или в крайнем случае — перепрограммирование».

Последним на стол упал крестообразный нашлемник Каона.

«Десептиконам — истово преданным новому режиму и здравомыслящим мехам, способным определить, кому на самом деле стоит присягать на верность — скажу одно: у вас есть два варианта для выбора. А глупцу, который решил, что Дивизия Неправосудия Десептиконов — хорошая идея, стоит знать, что очень скоро ему понадобится гораздо больше мехов».

###

Примечания автора: [1] Ну какой уважающий себя десептиконский палач поверит во всю эту сверхъестественную чушь про Старскрима-призрака? Ведь совершенно очевидно, что сикер каким-то образом инсценировал собственную гибель.

[2] Кибертронский эквивалент слова «ядерный».

Мехи из Дивизии Правосудия Десептиконов взяты из комиксов IDW, а первый сквад палачей под предводительством Спинистера имел место в комиксах Marvel. Виндталон — оригинальный персонаж, он был подельником Дасквинга, главного героя другого цикла моих историй. Трактовка всех остальных персонажей дана на основе G1.
База досье и химическая лаборатория, о которых упоминает Старскрим, находятся на Немезиде ІІ — старой покинутой десептиконами подводной базе на Земле. Прототип гексанитрогексаэнергоновюрцитана — существующий в реальной жизни гексанитрогексаазаизовюрцитан, вещество, которое можно стабилизировать, смешав с жидким тротилом.
«Cyberkittuns» («киберкисонька» — прим. пер.) — не опечатка, а аллюзия на Кордвейнера Смита.

Примечания переводчика: Оригинальное название фика — «Justice is Served» — отсылка к пословице о мести, которую лучше подавать холодной. В отличие от английского в русском языке нет укороченного варианта этой пословицы, а полный смотрелся бы очень громоздко в названии. Поэтому я позволила себе некоторую вольность в переводе заголовка.

ДПД или Дивизия Правосудия Десептиконов — мой вариант перевода DJD (Decepticon Justice Division).

@темы: законченное, Transformers, перевод, фанфикшен

---

Летняя ФБ - 2014, высокий рейтинг

Название: Пока не едины!
Переводчик: Wild Kulbabka
Автор: Anonymous.Fragger (www.fanfiction.net/s/9191832/1/Til-all-are-ONE)
Размер: драббл
Вселенная: Transformers (IDW Generation One)
Пейринг/Персонажи: Дрифт/Родимус
Категория: слэш
Рейтинг: NC-17

микродраббл под катом

— Ох… Ах… — вздыхал Родимус, выгибая спину. Над ним восхищенно урчал Дрифт, поглаживая кончиками пальцев ярко-оранжевый корпус, целуя нагрудные пластины. Бывший Прайм извивался под легкими касаниями, броня разогрета, движок рокочет на полную мощность.

— Да, — выдохнул Родимус. — Сильнее, — потребовал он, изгибаясь совсем уж роскошно. Дрифт с силой задвигал бедрами, до упора заполняя податливый порт. С обожанием глядя на капитана, мечник сладко застонал. Он был не в силах сдержаться, чувствуя близкую перезагрузку Родимуса — увидеть наконец-то, как тот достигнет пика, после всех этих долгих циклов, потраченных Дрифтом на то, чтобы заполучить меха на свою койку…

— Родимус, — стиснув ладонями талию любовника, Дрифт задвигался резче. В ответ Родимус начал толкаться навстречу, обхватывая ногами бедра Дрифта, сжимая портом его коннектор.

— Я… Я сейчас грузанусь, — зажмурившись, выдохнул капитан. Его лицо перекосило от удовольствия, движок взвыл глухо и протяжно, и перезагрузка накрыла Родимуса. — Ох! Да… Ох, шлак… — прерывисто шептал он, выгибаясь ошеломляюще-великолепной дугой.
— Пока не едины! — внезапно проорал Родимус, впиваясь пальцами в спину Дрифта. Всхлипывая от удовольствия, он несколько раз все тише и тише повторил затасканную фразу.

Дрифт был настолько поражен, что забыл перезагрузиться. Он застыл неподвижно, коннектор до самого основания в дрожащем, удовлетворенно-счастливом мехе.

— Мм? — через несколько мгновений Родимус соизволил обратить внимание на Дрифта. Приподняв голову, он уставился на мечника. — В чем дело?

— «Пока не едины»? Серьезно, Родимус? Серьезно?

+++

Примечание переводчика: «Пока не едины!» — мой вариант перевода затасканного слогана «'till аll are one!». Я знаю, что более каноничный вариант — "Пока не станут все едины!", но он слишком громоздок, и я не представляю, как кто-нибудь — даже Родимус — может орать подобное во время оргазма.

Название: Захватывающее чтиво
Переводчик: Wild Kulbabka
Бета: Aksalin
Автор: hellkitty (archiveofourown.org/works/462338?view_adult=tru...)
Вселенная: Transformers (IDW Generation One) (самые первые выпуски МТМТЕ)
Пейринг/Персонажи: Ультра Магнус/Родимус
Категория: слеш
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: очень страшный кинк – любовь к законодательным нормам

очень много норм права под катом

Ультра Магнус откинулся на сиденье, держа в руках последнюю редакцию комментария к Кодексу автоботов. Издание включало в себя 10 472 замечательных расслабляющих страниц. Этот информационный пакет был, по мнению Магнуса, лучшим произведением Верховного Судьи Тайреста.

Он раздобыл себе копию перед самым отлетом Лост Лайта и берег комментарий для одного из вечеров, когда ему будет действительно необходимо предаться тому удовольствию, которое может подарить только истинному ценителю изысканный и запутанный синтаксис законодательных положений. И сегодня был именно такой вечер.

Не то чтобы Магнус сомневался в лидерских качествах Родимуса. Просто он сомневался в этом, так называемом, Поиске в принципе, что, кстати, и заставило Магнуса принять в нем участие. Едва ли это могло послужить причиной стресса. Нет, причина заключалась в непрерывной череде событий на борту Лост Лайта, большинство из которых вызывало у Магнуса острую тоску по Закону. И Порядку. И всему тому, что не имело отношения к хаосу, создаваемому кучкой безалаберных некомпетентных профанов и правонарушителей, которых Родимус по непонятной причине считал командой.

Магнус долго готовился к этому. Он этого хотел. Более того, ему это было просто необходимо.

Укрепив датапад на подлокотнике сиденья, он всем массивным корпусом вытянулся на широкой наклонной спинке. Методично и аккуратно расправив плечи, Магнус почувствовал, как напряжение уходит из его приводов только для того, чтобы они сократились в предвкушении и желании.

Он клацнул по первой странице нового комментария. Порядок ведения торговых переговоров с планетами системы Пи’кстан. Его левая рука заскользила по нагрудной броне, сегментам живота, и пальцы сжались на паховой пластине. Магнус чувствовал, как жар разливается под его броней, пока собственная ладонь гладила блестящую синюю эмаль.

Да, вот так. Он снова впился глазами в датапад, облегченно вздохнув, когда текст автоматически двинулся вверх. Предложение за предложением, статью за статьей, параграф за параграфом — Магнус жадно поглощал текст, массируя паховую броню, не открывая её, пока не закончился первый раздел. Несколько секунд он лежал неподвижно, наслаждаясь приятно запутанным текстом Закона. Он чувствовал себя порочно и изысканно одновременно.

Нащупав замок паховой брони, Магнус раскрыл свое аккуратно сложенное интерфейс-оборудование. Пора было принимать решение, и пальцы Магнуса рассеяно выписывали восьмерки вокруг заглушек, прикрывающих порт и коннектор.

Нет, еще рано. Он включил дополнительную систему вентиляции и, позволив пальцам чертить сводящие с ума круги по интерфейс-панели, вновь обратился к комментарию. Клацнув по ссылке, Магнус принялся читать о провале миссии на Варгу-5 и его влиянии на экспорт диодов нифертаниума.

С его губ сорвался стон. Перекрестные сноски доставляли наибольшее удовольствие — в них скрывались намертво спутанные хитросплетения политики и законодательства. Рука начала массировать нежный металл заглушек быстрее и чуть более настойчиво. Коннектор покалывало, он вздрагивал, как застывший на старте гонщик, кольца порта сократились. Обеим составляющим интерфейс-оборудования хотелось большего.

И это все под действием сносок.

Заглушки сложились под невесомыми касаниями пальцев и неотвратимым действием Закона. Магнус остановился, позволив предвкушению нарастать, и почувствовал, как, будто соревнуясь за его внимание, из порта просочилась струйка смазки, а коннектор кольнуло напряжением. Однако все внимание Магнуса было приковано к датападу — слова сноски звучали для него изысканной музыкой.

Но, как и все хорошее, после двух тысяч слов сноска закончилась. Статический разряд сорвался с пальца Магнуса, когда он переключил сноску на основной текст. Он позволил второй руке заскользить вниз к разведенным бедрам, задерживаясь на стыках пластин, в которых скопилась избыточная энергия. Это был как раз тот случай, когда однозначного решения лучше не принимать, поэтому одной рукой он обхватил серебристо-красный коннектор, а пальцы второй прокрались ниже, и один из них осторожно погладил внутреннее покрытие порта. Магнус вздохнул и глубоко провентилировал, выдыхая горячий, щедро обогащенный кислородом воздух. Он устроился удобнее, шире раздвигая бедра.

Магнус неторопливо водил ладонью по коннектору. Впереди были дюжины страниц — спешить абсолютно некуда. Растягивая удовольствие, он проводил большим пальцем по всей длине коннектора, нажимая на чувствительный кончик, пока один, а потом и целых два пальцы второй руки неспешно двигались во влажном порту.

Магнус принялся за статью, устанавливающую классификацию ограничений при работе со вторым классом тригекс-конвертеров в зависимости от социального положения работника, установленного технологической этикой Волс-Банпарра. Он чувствовал, как разогреваются его системы, напряжение нарастало, треща на броне и вспыхивая голубыми сполохами в стыках пластин. Скользкие от смазки пальцы быстрее задвигались в порту, нажимая на внутренние датчики, ладонь второй руки с силой сжала коннектор.

Губы Магнуса двигались, превращая слова статьи в полный страсти стон. Его бедра рефлексивно толкнулись навстречу руке, а порт сжался вокруг пальцев как браслет стаз-наручников. Коннектор пульсировал — всего за несколько секунд от перезагрузки — и едва не вибрировал от напряжения. Перезагрузка пронеслась сквозь корпус Магнуса как огненный разряд, сжигая нейроцепи, синхронизируясь с тяжеловесным ритмом прозы Верховного Судьи Тайреста.

— Слушай, а ведь я всегда подозревал нечто подобное, — в голосе Родимуса слышался смех, который капитан даже не пытался сдержать.

Ультра Магнус рывком обернулся к двери, напряжение волнами покидало его корпус.

— Дверь была закрыта. На код, — он знал это совершенно точно. Он проверял. Дважды.

— Подумаешь, я твой код отменил, — Родимус опирался плечом о дверной косяк, руки сложены на груди. — Балуешься легким чтивом? — оптика капитана со значением остановилась на руках Магнуса. — Должно быть, очень захватывающий текст.

— Это самая новая редакция комментария к Кодексу автоботов, — с трудом выдавил Магнус. Собственный коннектор буквально умолял его о разрядке, порт все еще сжимал пальцы, но не в перезагрузке, а в какой-то смеси стыда и ужаса, которую Магнусу совсем не хотелось анализировать.

Родимус оторвался от косяка и, едва ли не насмешливо покачивая бедрами, вошел в отсек.

— Что ты здесь делаешь? — Магнус сомневался: разжать пальцы на собственном коннекторе или… или что? Он не знал. Именно для этого и нужны замки: порядок и безопасность.

— Привет, — Родимус проигнорировал вопрос, поцеловав вместо этого самый кончик коннектора Магнуса. — Помнишь меня, здоровяк?

И он помнил, хотя Ультра Магнус, почувствовав почти болезненную пульсацию возбуждения, предпочел бы обратное.

— Это было давно, — с трудом проговорил он, пытаясь сложить коннектор. Происходящее зашло слишком далеко.

Возможно, ему стоит обратиться к Верховному Судье Тайресту с просьбой разработать еще один комментарий относительно тайны личной жизни, иерархии командования и других — так сказать — деликатных вопросов.

— Давно, — согласился Родимус, усевшись на подлокотник сиденья и взяв в руки датапад. Прочитав несколько строчек, он скривился. — Ого. Просто… ого, — его гримаса превратилась в дразнящую улыбку. — Развлекательное чтение, очевидно, — капитан рассмеялся собственной шутке прежде, чем Ультра Магнус понял, в чем она, собственно, заключалась.

Наклонившись к нему, Родимус отбросил датапад на стол.

— Ты ведь знаешь, что мог прийти ко мне. Я и раньше помогал тебе решить эту проблему, помнишь?

Ультра Магнус поперхнулся.

— Последний раз, когда ты мне «помог», — проговорил он, не сдерживая раздражения. — Ты дождался, когда я уйду в перезарядку, и украл мой корабль.

Родимус пожал плечами, что означало примерно «ах, ты про это».

— Да ладно, перестань. Я тебе тогда так отсосал, что у тебя чуть процессор не закоротило.

Он коротко сжал коннектор Магнуса, который в ответ выпустил предательскую каплю трансфлюида. Ультра Магнус напрасно пытался прогнать воспоминание: Родимус — Хот Род — обхватывает губами его коннектор, постанывая от удовольствия, и гладит ладонями его бедра.

Родимус заурчал.

— Ммм, да ты тут все уже разогрел и подготовил.

— Температура моего эм… оборудования в данный момент нерелевантна. Зачем ты вообще сюда пришел?

— Эй, я здесь главный, — с деланным возмущением проговорил Родимус. — И я считаю, что температура и, скажем так, функциональное состояние твоего коннектора очень даже релевантны, — он подмигнул Магнусу. — Для меня уж точно.

Внезапно он соскользнул с подлокотника сиденья и, перекинув ногу, оседлал бедра Магнуса. Поерзав, Родимус разжал белые пальцы, обхватившие коннектор, и прижал его к собственной паховой броне. Навершие коннектора ткнулось в живот Родимуса, и Ультра Магнус вздрогнул всем корпусом при ощущении чужих ладоней, жара яркой брони, веса оседлавшего его корпуса.

— Родимус! — он хотел придать своему голосу твердость и приказной тон, но получился только слабый стон.

Родимус качнулся вперед, небрежным быстрым жестом раскрывая собственную паховую броню, и приподнял бедра, открывая оптике Магнуса раскрытый влажный порт.

— Скажи, что не хочешь, — выдохнул он, сжимая серебристо-красный коннектор, массируя большим пальцем навершие.
Это сводило с процессора. Шокировало. Нарушало столько положений Кодекса автоботов, что у Магнуса кругом шла голова.

— Родимус, — повторил он, но в этот раз стон вышел еще более жалобным.

Его руки, мокрые от собственной смазки, сжали бедра цвета пламени, и прежде, чем Магнус понял, что делает, он рывком притянул Родимуса к себе, заставляя опуститься на свой коннектор.

Улыбка Родимуса дрогнула, а оптика мигнула, когда его порт раскрывался до предела — внутренние сегменты растянуты и чувствительны — чтобы принять коннектор Магнуса. Растеряв всю свою самонадеянность, он тяжело вентилировал и повторял только: «ох, шлак».

Ультра Магнус предпочел бы провести остаток вечера с комментарием к Кодексу автоботов, но в данный момент его коннектор не беспокоили подобные мелочи. Он требовательно потянул бедра Родимуса, и тот, поняв намек, начал двигаться, опираясь руками на пластины живота Магнуса. Каждое движение увеличивало напряжение, и Магнус застонал, почувствовав, как по его коннектору скользят кольца горячего поджимающегося порта, который почему-то был гораздо приятнее собственной руки.

Ультра Магнус не мог отвлечься чтением, в его руках оставался только Родимус: сполохи пламени на груди, впившиеся в броню бледно-оранжевые руки, полуоткрытые губы и лицо, на котором ухмылку сменило выражение почти слепого желания.

— Родимус, я…

Ультра Магнус был большим мехом. И это означало не только больший, чем у остальных мехов, корпус. Но и больший запас жидкостей в этом самом корпусе.

— Я помню, — выдохнул Родимус. — Поверь мне. Я помню.

И Ультра Магнус помнил тоже: тогда на Земле, когда его трансфлюид заполнял рот Хот Рода быстрее, чем тот успевал сглатывать, и серебристая жидкость сочилась из уголков его губ.

Ох.

Мир вокруг вспыхнул белым, бедра Магнуса толкнулись вверх, поднимая с собой Родимуса, а его коннектор взорвался струей трансфлюида.

Когда Магнус смог снова слышать и видеть, Родимус был все еще на его коннекторе, корпус выгнут дугой и дрожит в послеперезагрузочных спазмах. Их бедра были влажными, и Ультра Магнус едва не погнул яркие оранжевые пластины.

Он ждал. Молча. Для таких случаев не было протокола, а Магнус отчаянно нуждался в правовом регулировании. Но он скорее умер бы от стыда, чем попросил Верховного Судью Тайреста или Галактический Совет об урегулировании правил поведения после коннекта с вышестоящим офицером.

Одно из таких правил наверняка обязывало бы арестовать самого себя.

— Уф, — проговорил Родимус, неожиданно опуская голову и встречаясь взглядом с Магнусом. — Уф, — повторил он, сжимая кольцами порта коннектор Магнуса, нежно, почти нерешительно.

«Уф». Что это вообще значит?

— Уф, — в третий раз, теперь уже торжественно, повторил Родимус. Он прижался животом к пластинам живота Магнуса и, коротко вздрогнув, соскользнул с его коннектора. Несколько мгновений Родимус, усталый и удовлетворенный, просто лежал, отдыхая, на большом голубом корпусе. Потом он взглянул Магнусу в лицо, и на этот раз нахальная улыбка была на месте, и Магнус оказался этому почти рад. Это, по крайней мере, было нормальным.

— Знаешь, а я не против время от времени послушать перед сном какую-нибудь историю, — улыбнулся Родимус. — Если уж тебе так нравится читать.

+++

Примечания переводчика: Оригинальное название фика – «A Bird in the Hand (?)», что переводится примерно как «Синица в руке (?)». Но, поскольку в фандоме уже существует перевод фика с таким названием, я во избежание путаницы выбрала другой заголовок.

@темы: законченное, Transformers, перевод, фанфикшен

---

Летняя ФБ - 2014, низкий рейтинг

Название: Объект
Переводчик: Wild Kulbabka
Беты: Tailgate, Stef Boread
Автор: pl2363 (archiveofourown.org/works/1112060)
Форма: драббл
Вселенная: Transformers: IDW Generation One
Персонажи: Родимус, Дрифт, Ультра Магнус и объект
Категория: джен, очень неграфично Родимус/Дрифт
Рейтинг: PG-13

Дрифт и Родимус творят хрень под катом

Родимус [09.02]:
Объект оставлен в условленном месте. Прошу забрать и переместить в новую локацию при первой же возможности.

Дрифт [09.10]:
У меня серьезная встреча с Рэтчетом, выполню задание после её завершения.

Родимус [21.45]:
Нашел объект в неположенном месте. По-твоему, это можно считать адекватным выполнением моего задания? Прошу отчитаться немедленно, иначе я буду вынужден применить к тебе взыскание.

Дрифт [22.01]:
Задание было выполнено согласно инструкциям, полученным ранее. Объект забран и перемещен в новую локацию. Разве не в этом состояло задание?

Родимус [22.02]:
Это не немедленный отчет. Тебя ожидает взыскание.

Дрифт [22.02]:
Сначала поймай меня, корабль-то большой.

Родимус [22.03]:
У меня свои методы. Очень разнообразные, прошу заметить. Тебе не удастся увильнуть от дисциплинарной ответственности. Когда я рассчитываю на немедленный отчет, я требую неукоснительного выполнения моих инструкций.

Дрифт [22.03]:
Слушаюсь, сэр.

...

Родимус [00.32]:
Объект обнаружен в неверной локации. Рассчитываю на то, что это будет немедленно исправлено. В настоящий момент месторасположение объекта - Сверв. Требую исправить положение. И не думай, что с тебя снято дисциплинарное взыскание.

Дрифт [00.38]:
Объект снят со Сверва и помещен обратно на специального уполномоченного по Соглашению Тайреста.

Родимус [00.38]:
Отличненько.

...

Родимус [05.06]:
Собираюсь покинуть перезарядочный отсек. Прошу в течение часа предоставить мне доклад о местонахождении объекта.

Дрифт [05.06]:
Поверить не могу. Ты пишешь мне, лежа рядом со мной на койке?

Родимус [05.06]:
Совершенно верно.

Дрифт [05.07]:
Ты псих, тебе когда-нибудь говорили об этом?

Родимус [05.07]:
Прошу обращаться ко мне «сэр», и раздвинь-ка ноги. Совершенно очевидно, что к тебе необходимо применить еще одно дисциплинарное взыскание.

...

Родимус [08.12]:
Тебе навстречу идет специальный уполномоченный по Соглашению Тайреста. Прошу забрать объект и переместить в другую локацию.

Дрифт [08.15]:
Задание: выполнено.

...

Дрифт [13.48]:
Слегка наэнергонился. Сижу у Сверва.

Родимус [13.48]:
Уже бегу.

...

Родимус [14.45]:
Хорошая позиция. Надо как-нибудь повторить.

Дрифт [14.46]:
Ты меня в лужу расплавленного металла превратил. Премного благодарен, сэр.

Родимус [14.46]:
Я крайне серьезно отношусь к обязанности капитана до выноса процессоров коннектить своего зама. Когда отдохнешь, я рассчитываю услышать отчет об объекте и его местонахождении.

Дрифт [14.47]:
Займусь этим, когда у меня ноги перестанут дрожать. И все-таки, тебе не кажется глупым переписываться, когда мы лежим, прижавшись друг к другу, на твоем офисном столе?

Родимус [14.47]:
Принято во внимание. Закажу стол побольше.

Дрифт [14.47]:
Отличная идея.

...

- Сэр, нам совершенно необходимо обсудить несколько проблем, от решения которых Вы систематически уклоняетесь, - нудил Ультра Магнус, настойчиво тыкая Родимусу под нос датапад.
Не поднимая головы, Родимус продолжал выжигать лазерным скальпелем фигурки мехов на столешнице:
- А?
- Я составил список различных нарушений протокола, в который попала как минимум половина команды. Экипаж почти полностью состоит из некомпетентных кадров. Если мы не будем бороться с мелкими правонарушениями, в дальнейшем нас ждут серьезные проблемы!
Надежды Родимуса не оправдались: поездка на Гедонию не помогла Магнусу хоть капельку расслабиться.
Родимус поднял взгляд, и его оптика расширилась при виде того самого «объекта», прикрепленного точно посередине лба первого заместителя капитана. Он едва не рассмеялся. Оставалось только гадать, как, во имя Праймуса, Дрифт умудрился прикрепить именно туда магнит в виде смайлика с раскачивающимися на пружинках глазками, но это определённо была одна из самых смешных вещей, которые Родимусу доводилось видеть. Он прикрыл рот ладонью, стараясь не заржать в голос.
- Сэр? – недоуменное выражение лица Магнуса делало происходящее только смешнее.
- Слушай, Магнус, - просипел Родимус, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. – Ты проделываешь отличную работу по наведению тут порядка, - он глубоко провентилировал, добившись того, чтобы голос перестал дрожать. – Но тебе следует больше доверять нашей команде.
Ультра Магнус раздраженно нахмурился.
- Хотя бы прочтите мой доклад, - он положил датапад перед Родимусом.
- Разумеется, - Родимус чувствовал, как его рот неумолимо растягивается в улыбке. Глазки-пружинки смайлика качались в такт каждому хмурому кивку Магнуса.
Когда первый заместитель покинул офис, Родимус смеялся так сильно и долго, что у него начала сбоить вентиляция. Отдышавшись, он отправил сообщение Дрифту.

Родимус [18.39]:
Отличный выбор локации объекта. Ты представлен к награде.

Дрифт [18.40]:
Всегда рад стараться .

Название: Поэзия
Переводчик: Wild Kulbabka
Беты: Энн Мэйфейр, Stef Boread
Автор: Owlix (archiveofourown.org/works/1204225)
Форма: мини
Вселенная: Transformers: Generation One IDW
Персонажи: Мегатрон, поэзия
Категория: джен
Рейтинг: PG-13

проза о стихах под катом

Мегатрон никогда не переставал и не перестанет писать стихи.
Он пытался. Но стоило ему отказаться от рифмы, как эмоции стали находить выход другими, гораздо менее приемлемыми путями. Поэтому он больше не сдерживает слова в себе. Ведь ради этого он поднял восстание – чтобы дать каждому право поступать так, как он хочет, независимо от назначенной формы и функции? Не станет ли отказ от этого слишком большой жертвой?

Он продолжает писать для себя.
Когда-то он позволял другим читать и слушать свои стихи.
Сначала Импактор. Его первый друг в забое и очень долгое время – единственный друг. Импактор сделал все для того, чтобы казаться простаком стороннему наблюдателю, ведь шахтера, который умнее собственного начальника, ждут одни неприятности. Импактор накрепко усвоил эту простую истину. Поначалу политические памфлеты Мегатрона приводили его в ярость. Но однажды глубоко в шахте, под прессом породы, когда они оказались в полном одиночестве, Мегатрон процитировал язвительную, правдиво-горькую строфу, и его друг разрыдался.
Затем Орион. Орион, который не снимая носил маску, чтобы скрыть яркость и силу собственных чувств, прекрасную беспомощность своего открытого лица. Орион, чьи эмоции все равно находили отражение – в ярко сияющей оптике. Его тяга к поэзии Мегатрона напоминала голод, скользящая по строкам оптика расширялась, раскаляясь добела. Его лучший читатель. Тот, кого больше всего не хватает.
Очень недолго Саундвейв – прежде, чем война вспыхнула в полную силу. Прежде, чем Мегатрон закрыл себя полностью во имя дела десептиконов.
После этого Мегатрон ни с кем не делился своими творениями. Миллионы оборотов звезды его единственной аудиторией были голые стены пустого отсека.
Было лишь одно исключение. Он продекламировал несколько боевых гимнов Тарну, меху из касты знати, одержимому поэзией. Тому самому, который боготворит низкородного шахтера раболепно, едва ли не скатываясь в идолопоклонничество. Однако то были песни битвы, по-своему честные, но очень далекие от лучших творений Мегатрона. Еще более далекие от тех строк, в которых он обнажает свою искру.
Порой Мегатрон представляет, как через сотни эонов написанные им стихи переживут и войну, и его самого. Как их будут цитировать и читать вслух в неимоверно далеком будущем, которое трудно, почти невозможно представить. К тому моменту он либо вознесется недосягаемо высоко, либо попросту будет мертв, и срифмованные слова уже не смогут причинить вред своему автору.

Он продолжает писать стихи. О каждом из них. О тех, кто что-то для него значит.

Прайм, разумеется. Прайм, неизменно. Прайм, всегда. Война сделала Прайма только красивее, трансформировав его из блеклого законника в разящего без пощады идеального гладиатора. Мегатрон узнает Прайма лучше и ближе через разделяемое ими насилие. Во время их боев гекзаметры звучат в голове Мегатрона. Цезуры и диерезы берут паузу, когда он лежит изломанный среди пепелищ и развалин, строфы складываются в поэмы на ремонтном столе, пока медики пытаются сложить вместе детали его разбитого корпуса. Мгновенья, когда Мегатрон склоняется над Праймом для последнего сокрушающего удара, рождают сотни посмертных элегий для Лидера автоботов.
Для Прайма создаются лучшие из его произведений. И если до грядущих поколений дойдут творения Мегатрона, то славу ему принесут поэмы, посвященные извечному врагу. Именно эти строфы Мегатрону больше всего хочется отправить вдохновителю. Но подобный жест глуп. Возможно, если эта война когда-нибудь закончится… Независимо от того, выиграет он или проиграет…

Старскрим. Его крадущийся и прекрасный вице-командир, изящные крылья, острые грани и еще более острые слова. Жестокий и красивый, с высокородным акцентом и утонченностью – олицетворение всего того, чего шахтеру никогда не полагалось бы заполучить. Иронично-раболепный, с трудом управляемый. Нож за его спиной, тот самый, что заставляет идти вперед.
Мегатрон не часто пишет о Старскриме – слова мало значат для них, еще меньше, чем причиненная друг другу боль. К тому же существуют другие способы разрядить гудящее между ними напряжение, возрастающее циклично и неотвратимо. В поэзии редко возникает нужда.
Те немногие сонеты, которые он посвящает Старскриму, слишком щемяще-нежны и рискуют прозвучать жестоко, если будут произнесены вслух. Мегатрон хранит их катрены глубоко в памяти под надежным замком многоуровневых паролей.

Шоквэйв. По-своему столь же ненадежный, как и Старскрим, они оба предсказуемы лишь в одном – всегда остаются самими собой. Как и Старскрима, судьба никогда не должна была свести его с Мегатроном – бывший Сенатор исполняет команды рудокопа, смех, да и только. Прогнившее насквозь правительство сломало Шоквэйва, а Мегатрон подобрал обломки и не остался в накладе.
Сирвенты Шоквэйву он правит и переписывает сотни раз, доводя их до совершенства. Старомодный и архаичный бинарный код, задуманные поэмы сокращаются до дюжины идеально отточенных слов.
Ведь Шоквэйв поэтичен в своей эффективности. Это заслуживало восхищения в том, кем он был, заставляет восхищаться им и сейчас. Именно к этому стремится Мегатрон, без устали отбрасывая слова, не оставляя ничего кроме логичной и неоспоримой правды.

Саундвэйв. О своем самом верном помощнике Мегатрон пишет чаще всего.
Саундвэйв и его неиссякаемая преданность, спокойный, ровный нрав. Саундвэйв, привычный как рычание собственного мотора, как неизменный блеск извечных звезд. Верный Саундвэйв, чья преданность пережила даже их родную планету.
Мегатрону хочется доверять Саундвэйву. Хочется разделить с ним тяжесть собственной ноши. Ведь он тот, кто никогда не предавал Мегатрона. Но не предаст ли в будущем?
Подобные желания наивны. Мегатрон знает, что никому нельзя доверять в чем-то ином, чем быть тем, кто он есть. Болью и горечью Прайм научил этому Мегатрона.
Саундвэйву он посвящает разные стихи. Протяжные грустные баллады. Военные марши – ведь они сражаются плечом к плечу, купаясь в энергоне своих врагов. В мадригалах он превозносит красоту Саундвэйва – грубую красоту меха из низкой касты, гораздо более привычную для Мегатрона, чем изящество и гармоничность Старскрима. В стихах он пытается понять любовь Саундвэйва к своим кассетам и его непостижимую преданность.
Что бы он ни писал про Саундвэйва, стихи напевны и ритмичны. Красивы даже тогда, когда их содержание уродливо. Их ритм хорошо ложится на музыку. Так Мегатрон писал во времена далекой юности, когда его голова была полна мелодиями и ритмами, и эхом шахт. Подобные стихи он посвящал Ориону, давным-давно, когда…
Разумеется, он не показывает свои стихи Саундвэйву. Но порой ему кажется, что Саундвэйв читает их все равно.
Предположение не такое уж и фантастическое. Одержимость меха информацией и маниакальное желание все контролировать уже давно стали притчей во языцех, и Мегатрон не сомневается в том, что и его не обходит своим неусыпным вниманием Саундвэйв.
Саундвэйва едва ли можно назвать выразительным. Но иногда, когда Мегатрон сочиняет о нем что-нибудь особенно пронзительное, чрезмерно пафосное или слишком трогательное – услышав подобное, Импактор отпустил бы похабную шутку, а Орион бы с уважением посмотрел грустной лазурной оптикой – ему удается уловить, как смягчается за маской лицо Саундвэйва, как мягкая трель вплетается в его голосовой модулятор. Редкая нежность.
Если Саундвэйв и читает его стихи, он никогда об этом не скажет.
И, возможно, это еще одно проявление преданности.

+++

Примечания переводчика: Если не считать Саундвэйва, автор не конкретизирует, какие именно стихи писал Мегатрон для каждого из мехов. Делая перевод, я из спортивного интереса решила подобрать для каждой из «муз» Мегатрона свой собственный размер и разновидность стиха, наиболее подходящую к характеру каждого меха. Итак:

Памфлет – разновидность художественного произведения, как стихотворная, так и прозаическая, направленная на изобличение пороков общественного строя и правящего класса. Кстати, в свое время памфлеты, высмеивающие и осуждающие монархию, сыграли немалую роль во французской революции XVIII века. Мне кажется, что-то подобное вполне мог написать молодой шахтер Мегатрон, мечтающий сменить несправедливый политический строй Кибертрона, и читать потом разуверившемуся в справедливости Импактору.

Гекзаметр – тяжеловесный стихотворный размер большинства античных поэм. Гекзаметр ритмичен и «тяжел», чем-то напоминает марш отряда тяжеловооруженных гоплитов. Именно гекзаметром написана «Илиада», эпическая поэма о долгой кровопролитной войне между греками и троянцами. Битвы автоботов и десептиконов, так же как и личные сражения Мегатрона и Прайма, не менее эпичны, и им вполне подойдет тяжеловесный пафосный гекзаметр.

Цезура и диереза – паузы, которые обязательно делаются при декламации написанных гекзаметром произведений для облегчения их восприятия слушателями.

Элегия – лирическое стихотворение, для которого характерны мотивы грусти, утраты, одиночества и тому подобного.

Сонет – пожалуй, одна из самых известных форм лирических, в том числе и любовных стихов. Сонет Шекспира состоял из трех четверостиший-катренов и двух замыкающих строчек-ключа. Я просто не могла не потоптаться по этому оммажу, учитывая то, что некоторые из сонетов Шекспира посвящены некой «смуглой леди», которая, говорят, была совсем не леди, а джентльмен, а Старскрим у нас как раз с темным, «смуглым» фэйсплетом…

Сирвента – один из жанров средневековой поэзии трубадуров, в котором поднимались вопросы политики, религии и морали. Шоквэйв – политик и интриган, ему подходит.

Мадригал – в классической литературе коротенькое стихотворение, в котором восхваляются качества того, кому это стихотворение посвящено. Ведь никто не станет спорить с тем, что Саундвэйв заслуживает похвалы, как никто другой.

@темы: законченное, Transformers, перевод, фанфикшен

---

Eidolon (Призрак), глава 1

Старый перевод фанфика, написанного по фильму "Тор". Сам фанфик закончен не был, соответственно, застопорился и перевод.
Тем не менее, считаю возможным начать постепенно выкладывать одиннадцать переведенных мной глав, заново вычитанных и подправленных. В конце концов, сам фанфик чудо как хорош, а получившимся у меня переводом я осталась довольна.

Изначально перевод публиковался в

Тhor community

thorcommunity.diary.ru/?tag=4412165

Название: Eidolon (Призрак)
Автор: Llanval (archiveofourown.org/users/Llanval/pseuds/Llanva...)
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лаувейя, Локи, Один, Хельблинди.
Краткое содержание: Сокровищем Ётунхейма называл его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
От автора: Начало этому фанфику дал милый, безобидный запрос на посвященном фильму «Тор» кинкмеме, в котором просили историю про сватанье Тора к Локи. Но изюминкой запроса было то, что Лаувейя должен быть любящим, заботливым отцом, из-за которого сватанье затягивается и всячески усложняется.
В моих руках этот добрый маленький запрос превратился в монстра…
Нижеследующее результат моего разыгравшегося воображения, построившего целый мир вокруг маленькой просьбы о Лаувейе, оказавшемся родителем, которого заслуживал Локи.

Глава 1: Мои труды позволили увидеть сады, лежащие в недосягаемых далях

Когда неласковые руки времени смыли худшую боль, Лаувейя прижал новорожденного к груди. Дитя не издало ни звука, ни вскрика, ни жадного визга. В стылом воздухе звучало лишь эхо его собственной боли да тонкая, острая музыка ветра, звенящего сосульками в вышине.
Сначала пришел стыд, стыд за то, что он принес в этот мир, гнев от упущенной возможности. Лаувейю охватило черное кислое веселье при воспоминании о самонадеянной уверенности в том, что он в своем величии может совокупляться с кем захочет и все равно родит наследника, достойного могучего трона Ётунхейма.
Ошибка.
Слово оставило горький и чуждый привкус на языке.
Глядя на безмолвное дрожащее существо в своих руках, он мечтал расколоть его голову о ближайшую глыбу сверкающего льда. Подобная жестокость успокоила бы рвущийся наружу гнев. Его первенец – крошечное странное нечто… насмешка над его собственным образом и фигурой.
У новорожденного были волосы! Черные как глубокий холодный океан, что омывает своими чарами континент Трим. Отец Лаувейи называл его Тенью Фафнира, зверя прилива, подстерегающего всех беспечных ётунов, осмелившихся считать Море своим владением. Лаувейя не понимал отца до сего дня: что есть тень пред ослепительным сиянием Зимнесвета? Он понял теперь, намотав на палец тонкую прядь мокрых волос собственного ребенка. Младенец состоял из теней, игры света и голубой кожи.
И все же…
Младенец был красивым… прекрасным. Не ётун. Лаувейя знал, что он есть, не хуже своего знал образ своих людей, в расе ётунов нет красоты. Лишь в зиме достаточно красоты, во всех её неласковых формах.
Но здесь, в его руках было то, что цениться превыше всего в Девяти Мирах, нечто, способное устыдить Асов.
В тот час Лаувейя понял, что он родил в своем дворце, что продолжило длинную и непрерывную родословную Королей Ётунхейма.
Крошечное божество, принадлежащее Лаувейе и только ему.
Первенец Громовержца, Лаувейи, Ётунхейма.
Принц.

~ * ~

Лаувейя неусыпно следил за сыном, его тень, подобно когтям кровавого орла, падала на каждого, кто осмеливался прикоснуться к крошечному темноволосому ребенку. Он смотрел, как его дитя становится красивее и умнее с каждым расцветом зеленой луны, являющей Ётунхейму свое израненное рябое лицо лишь раз в солнечном году.
Сын называл его папой, отцом с ясной, незамысловатой радостью. Слова, вылетающие из изогнутого как лезвие меча рта, били по Лаувейе с теплотой, какой он не испытывал никогда ранее.
Гордость, привязанность… любовь. То, что раньше было для Лаувейи пустыми словами, которые он в нужный момент использовал и отбрасывал как ребенок надоевшую игрушку, приобретало истинный смысл под изгибами его рёбер. Поначалу он боялся того, что Локи расшевелил в нем, позже – научился принимать с плохо разыгрываемой непринужденностью.
Ко времени, когда Локи сумел подняться и сделать несколько шажков по сияющим полам Дома Высокой Зимы, у Лаувейи вошло в привычку управлять двором, баюкая на коленях крошечного, похожего на птицу сына. Неожиданно, но для большинства ётунов это было зловещим зрелищем. Что за существо способно очаровать Короля настолько, что он нарушает неписаный, соблюдаемый тысячелетиями древний обычай? Маленькое, слабое, странное, его должно отдать Фафниру, глубинам, дабы не оскорбляло оно сильных и достойных.
В честь первого дня рожденья Принца Лаувейя отправил девять сотен лучших ётунов, посмевших клеветать против вида Локи или усомниться в его происхождении, в тот самый Океан, которому они хотели отдать младенца.
Сидя на коленях у отца, Локи молча смотрел, крошечные пальчики обхватили крупные изумруды, вплетенные в его волосы.
Лаувейя знал, что плещется в этих карминных глазах – магия. Он родил на свет заклинателя рун, колдуна, чародея – первого за последнюю тысячу лет.
Девять сотен слепых, жалких ётунов утонули в брюхе Фафнира, а Лаувейя прижал сына к широкой груди и плотнее укутал в волчий мех дрожащую фигурку. Локи издал похожий на смех звук, звоном тысячи сосулек огласивший чертоги отцов его отца.
Лаувейя решил, что это замечательный звук.

~ * ~

Лаувейей овладел голод.
Капризные ветра несли предчувствие битвы, и еще до следующего восхода зеленой луны Война прошествовала к вратам Ётунхейма. Асгард, волчица с красной пастью, положил глаз на Ётунхейм, так же как Ётунхейм положил глаз на Мидгард.
Это тянулось, тянулось и тянулось.
Лаувейей овладела усталость.

~ * ~

Когда Локи достиг возраста четырех зеленых лун, магия сжигала его подобно неземному огню. Лаувейя вернулся с поля битвы, покрытый кровью врагов по самые израненные плечи, лишь для того, чтобы увидеть своего крошечного первенца в неласковых руках смерти. Казалось, что кровать проглатывает Локи, меха скрывали его изящные руки с длинными пальцами. Пот – пот! – пропитавший густые черные волос, окрасил ярко-голубую кожу горьким, пугающим серым.
Лаувейя молчаливо ждал выбора Смерти, краем глаза замечая печальное мелькание других своих детей.
Шесть дней блуждало его дитя под приливом, на седьмой день Локи проснулся, и весь Ётунхейм содрогнулся от оглушительного вопля новорожденной мощи божества.
Лаувейя вернулся к войне с Асгардом, радостный, выдыхая на врагов лёд и пламя со стократ умноженной яростью.

~ * ~

Свет пятой зеленой луны нашел Локи в созданном им саду, в громадной тени младшего брата Хельблинди.
– Локи, что это? – гладкое лицо Хельблинди сморщилось от любопытства.
– Лиса, – раздраженно фыркнул Локи. – Ты все еще не прочитал книгу, что я дал тебе?
– Я рассматривал картинки, брат.
– О да, это гораздо лучше чтения.
– Ага! – кивнул Хельблинди, будто спеша согласиться со старшим братом. – Разве не так?
Локи обнаружил, что его губы, будто по своей воле, изогнулись в легкой, тайной усмешке.
– Разумеется так, брат.
Лиса слишком мала, и её уши недостаточно остры, но настоящей он никогда не видел и не увидит, пока отец воюет в Мидгарде. Но у Локи был сад, заполненный под завязку вещами, существами и формами, которых он никогда не видел – лед податливый материал, и в него так легко вливать свои чары. Но для того, чтобы сделать все правильно, времени было достаточно, хотя он все еще мечтал увидеть настоящее дерево, настоящий цветок, настоящего оленя. Он очень расстраивался, что цвета, над которыми он так долго бился, таяли как тонкая корочка льда на солнце, оставляя лишь форму и оттенки коричневого, фиолетового, зеленого, желтого, красного. Но и этого достаточно, чтобы сад радовал его отца сверх всякой меры. Достаточно, чтобы сильные руки Лаувейи обняли его, чтобы отец назвал его милым маленьким магом, маленьким чудом, даже перед лицом пяти дюжин самых страшных и диких отцовских воинов.
Мысль об это грела Локи, и свою гордость он носил подобно короне.

~ * ~

Взойдя в седьмой раз, зеленая луна застала Локи бегущим по коридорам Дома Высокой Зимы подобно лисе в зарослях ежевики.
– Хельблинди! Давай, брат, сегодня ты слишком медлителен! – Локи знал, что не стоит насмехаться над младшим братом, но Хельблинди не видел еще и пяти зеленых лун, а Бюлейст – только три, и Локи обидно казаться настолько маленьким в их огромной тени. Хельблинди уже почти догнал отца, а размеры Бюлейста могли бы устыдить гору. Он не играл с Локи в чертогах Дома Высокой Зимы.
– Брат! – острый ветер принес голос Хельблинди, и Локи на мгновенье позволил холодным пальцам Ётунхейма пробраться под тяжелый мех одежды. – Брат, не заходи так далеко, отец рассердиться, если с тобой что-то случится.
Испуг в грубом голосе Хельблинди можно было услышать даже на таком расстоянии.
Локи улыбнулся. Приятно знать, что он все еще может перехитрить и перегнать своих братьев, пусть они и выше, и сильнее. Хорошо знать, что отец все равно любит его больше.
Сокровищем Ётунхейма звал его отец, драгоценностью Дома Лаувейи.
Достав из волос изумруд, Локи кинул его на пол и исчез в облаке зеленого пара.
Но даже хитрая уловка не позволила Локи закрыть двери своей комнаты раньше, чем по чертогам Дома Высокой Зимы разнесся страшный крик. И вдруг отец распахнул двери, разбивая тяжелые грани льда на тысячи сверкающих осколков.
Локи смотрел на нависающую над ним фигуру отца, и слепой, тупой страх расцветал под его рёбрами. Он даже не заметил укрытого тенью Лаувейи Хельблинди.
Кровь, повсюду кровь и зловоние Войны.
– Вставай, любимый сын, и не оглядывайся назад, – прокаркал Лаувейя, высоко вскинув красивое длинное лезвие руки. – Асы в Храме, и время на исходе.
– Что? – Локи чувствовал лишь дикое, свирепое смятение, сжигающее его сознание, его кости. – Я, я… Отец! Папа, пожалуйста! Я могу помочь!
Зеленое пламя скакало по дрожащим рукам, завывая, как глыба льда, сорвавшаяся в море.
Но Лаувейя видел лишь, как его маленький замечательный наследник падает под мечом аса, гибнет от белого жара самого Гунгнира, и Один стоит над его телом с широким оскалом победителя.
– Для этого нет времени, и я не позволю.

~ * ~

Локи собирался протестовать, маленькие острые зубы блестели в странном зеленом свете, все еще плясавшем между крохотных ручек.
Лаувейя не собирался слушать ничего. Ни единого слова.
– Думаешь, я хочу увидеть свое дитя убитым, или хуже того, увезенным в цепях в Асгард, в это логово напыщенных, самовлюбленных льстецов, где его будут держать в клетке подобно зверю?
Он не дурак и сердцем знал, что Локи ребенок не более чем змея или птица, или ётун. Локи – это Локи. И поэтому для Лаувейи лучше склонить голову перед Одином, чем видеть, как его любимого маленького мага искривят асы и их мелочная, недалекая мораль.
Лучше Смерть, лучше Трусость и Бегство, не важно, во что они его сотрут.
– Отец, прошу, послушай! Разве не доверяешь ты моим силам?
Локи знал, что слова неверные, что они не бьют правдой, как он надеялся. Он ничего не знал о войне, о страхе, ужасе, рабстве. Но все это и больше он видел в красных глазах отца: тени и краткие страшные предчувствия, что вспыхивали и исчезали с пугающей быстротой.
– Таков долг наследника Ётунхейма. Даже если все до последнего ётуны выйдут на поле боя и падут под мечами асов, ты выживешь, а значит, выживет и Ётунхейм, – Лаувейя видел, как со скрипом эта ноша ложиться на плечи сына. Больно, что он не мог отвернуться, больно, что хотел отвернуться. – Я не буду рисковать величайшим сокровищем Дома, чтобы потешить собственную гордость.
Локи опустил голову, собирая отвагу под сердцем. Мир вокруг казался новым и странным, будто он только что увидел его истинное лицо. Локи больше нравилась ложь.
– Хельблинди!
Нет ничего позорного в том, чтобы использовать среднего сына в своих планах – Лаувейю утешило прохладное чувство отстраненности, какое и должен испытывать патриарх к своим отпрыскам.
Хельблинди издал крик умирающей птицы:
– Но я готов, я могу сражаться…
– Нет! – прорычал Лаувейя, поднимая гладкую похожую на серп руку. – Доставь своего брата, своего Принца в безопасное место. Ты за него теперь в ответе, и если не справишься, клянусь, я, хоть на последнем издыханье, отдам тебя Фафниру.
Ни теплоты, ни мягкости, в последний час Лаувейи в нем не было снисхождения.
– Куда нам бежать? – взмолился Хельблинди в тот сам миг, когда отвратительный вой бойни и льющейся крови вломился в огромные врата Дома Высокой Зимы.
– К горам, к Могиле Громовержца, – теперь Лаувейя слышал лишь напитанную красным песнь войны, готовую смыть их подобно черному приливу. – Прочь!
Локи кинулся в сторону, будто готовясь влететь в надвигающуюся битву, но Хельблинди оказался проворней. Поймав старшего брата сильными длинными руками, он бросился прочь из спального покоя как раз в тот момент, когда звенящие изогнутые сталактиты, созданные Локи, начали трескаться и падать со стен. Локи выл и плакал в руках брата, гнев напитал его серебряный язык черным, горечью и ядовитым страхом. Но Хельблинди готов был отдать жизнь взамен того, чтобы его любимый старший брат пережил этот день, Локи не нужно было даже просить.
Стоя на одной из башен своего Дома, Лаувейя слышал причитание льда и видел, как созданное за девять тысяч лет Королями Ётунхейма ломается так же легко, как игрушки его собственных детей. Он знал, что если будет дышать к следующему восходу дневной звезды, то никогда не забудет, как двое его сыновей спасались бегством из древней твердыни собственных предков.
Он и не думал о том, чтобы упрекать Локи, ведь Норны всегда требуют плату взамен величия. Лаувейя готов платить, и не важно, сколько придется разрушить.
Храм звал его, знакомая запутанная песня смерти звучала из расколотой окровавленной груди.
Лаувейя мог лишь улыбнуться.

~ * ~

Глазам Локи асы были абсолютно чуждыми: маленькие существа, с розовой кожей и мехом на щеках. Удивительно, но у всех был разный цвет глаз. Тут были голубые, зеленые, коричневые и странного цвета, теплого как сапфиры, что вплетал в его волосы отец на День Прародителя Имира.
Асы были красивы так же, как был красив Локи.
Глядя сверху вниз на лес копий и сверкание наконечников стрел, Наследный Принц Ётунхейма почувствовал волну облегчения. Смерть выбирает, Локи мог пережить этот миг. У Неё нет любимчиков.
Хельблинди фыркнул, сминая ребра Локи в порошок и осколки костей. Локи кисло насупился, затекшие мышцы ломило. На это у них не было времени.
Так просто вытащить из стянутых в узел волос длинную хитро выгнутую шпильку и уколоть до крови темно-синюю кожу брата. Хельблинди злобно вскрикнул, Локи снова смог свободно вздохнуть, а запорошенная снегом равнина продолжала кровить на железного цвета небо, и он падал вниз, вниз и…
Яркая кровь на незапятнанном снегу, и каждая пара очаровательно разноцветных глаз обратилась к крошечному ётунскому ребенку, укутанному в волчий мех.
Длинная тень пролегла по снегу, закрыв маленькую, которую отбрасывал Локи. Ас был неподвижен как черный Океан, как орел, уверенный в своих когтях.
Локи видел такую улыбку прежде, знал её по оскалу, по тяжелому запаху притаившегося под кожей, но готового вырваться наружу, насилия. Ётуны в пять раз выше и шире этого аса так улыбались Локи. С часа, когда зеленая луна явилась Ётунхейму в шестой раз, он всегда отплачивал им по заслугам, с такой же улыбкой на лице.
После недолгой борьбы пальцы, похожие на когти, схватили его, раздался крик ярости, насилия и триумфа. Меч занесен высоко, его сияние жгло Локи, внезапно осознавшего, что его глаза закрыты. Это неожиданное, страшное сияние прекрасно. Локи был рад, что умрет с этой украденной яркостью, горящей под его тонкими веками.
– Тан Бреккр, асы не убивают детей!
Голос был подобен грому, звучащая в нем жестокость могла бы, наверное, струсить с Иггдрасиля все до единого листья.
Невероятно крошечный ётунский ребенок исчез в колдовском зеленом тумане, на снегу остались лишь осколки крупного изумруда.
Один Всеотец обвел львиным взглядом собственных воинов, осколки, оставшиеся от драгоценности и их планов. Он поднял голову, магия скальда извивалась в его груди, сгущала злые тени меж его глаз.
В жалящем, кусающем снегу силуэт с глазами, как озера пролитой крови, и зубами длиннее, чем наконечник Гунгнира, удалялся с быстротой, которой позавидовал бы северный ветер. Силуэт обернулся, и на мгновение, на короткий вздох в сознании Одина подобно пожару вспыхнуло видение.
На руках у монстра свернулось ётунское дитя – скворчонок, укрывшийся в разломе скалы.
Но Ётунхейм не выдает своих, и видение померкло.

~ * ~

Пол Храма был скользким от собственной крови, Лаувейя смотрел в лицо Одина Плута и не ощущал наконечника Гунгнира, упершегося в его ключицу. Лаувейя чувствовал на этом старом самодовольном Асе, высокомерном боге знания и обмана, магию любимого сына. Этого довольно, это даже больше, чем он смел надеяться.
– Я получу мир.
– Прямо сейчас? – рассмеялся Лаувейя, хотя это и не совсем смех. Это что-то темное и глубокое, и старое, зревшее в пространствах, что разделяют его и Одина. – Не пристало полководцу требовать мира.
– О да, – Один скалил зубы, лёгкие горят от холода, от слишком большой потери крови. – Но я его все равно получу.
Его глаз потерян, и половина мира окунулась в сводящую с ума темноту.
– Один Ломающий Копье предлагает Королю Лаувейе соглашение?
Прозвучало как вопрос, но на самом деле – это ответ.
– Да, – наконечник Гунгнира воткнулся в тающий лед Высокого Храма Ётунхейма. Один упал бы, не будь у него копья да отчаянной гордости.
Лаувейя склонил голову.
– Я заберу Зимнесвет. Ётунхейм не будет больше нести в другие миры мощь зимы. Десять восходов зеленой луны этого мира ты со своими ётунами будешь отрезан от Девяти Королевств.
Улыбка изогнула окровавленные губы Лаувейи, острые зубы прикусили язык в немом вопле восторга. Один не знал ничего, ничего не видел. Повешенный заберет Зимнесвет, но Ётунхейм соберет под сводами Храма мощь в тысячи раз большую.
– Как хочешь, – вздохнул Лаувейя.
Один ощутил, насколько ничтожен вырванный у врага триумф, в котором не было ощущения победы. Так, мимолетное признание того, что есть сейчас и чего не будет через мгновенье. Лаувейя – змея в его руках, дым на ветру, твердый, неподатливый лед. Король Ётунхейма разыгрывал поражение, но ни секунду не чувствовал его.
– Скажи мне, Лаувейя, что прячешь ты от меня?
Лаувейя поднялся со скользких храмовых плит, глаза полуприкрыты и спокойны.
– Я видел это у корней Могилы Громовержца, – рывком Один поднял Зимнесвет с пьедестала и едва сдержал вопль боли, шкатулка, холоднее сердца мертвой звезды, запустила пальцы истинной агонии в теплую плоть аса. Он не ослабил хватки.
Запрокинув голову назад, длинная шея открыта и беззащитна, Лаувейя рассмеялся. Он поднял свой приз под посмертной маской собственного отца Фарбаути. Обхватив пальцами небесно-голубой глаз Одина Всеотца, Лаувейя оставил бога наедине с его триумфом, зная, что тот будет для аса пуст и бесполезен подобно его пустой глазнице, подобно Зимнесвету в залах Вальхаллы.

~ * ~

Локи проснулся в погубленном мире. Расколотое, подобно черепу древнего прародителя Принца небо рассекали тонкие трещины. Бюлейст спал, его храп громом разносился по заброшенной горной хижине, послужившей им убежищем. Хельблинди метался нервными кругами, тонкое лезвие его руки чертило лабиринты в снегу.
Они проиграли. Зимнесвет потерян, и Ётунхейм отдан на съеденье волкам. Красота этого мира лежала мертвой у ног Локи. Локи хотелось рыдать, но он был сыт по горло слезами и детскими мыслями.
В шестой час после восхода дневной звезды Лаувейя стоял у порога хижины, в которой укрылись его сыновья. Укутавшись в волчью шкуру, Локи свернулся в изгибах огромных рук Бюлейста. Вплетенные в волосы ребенка изумруды блестели в тусклом свете, и Лаувейя мысленно поклялся, что будет осыпать сокровище Ётунхейма драгоценностями, укутывать в меха и задаривать книгами, даже если для этого придется красть у самого Фафнира.
– Дитя, – позвал Лаувейя, неожиданная боль вгрызалась в сердце мелкими острыми зубами.
Он думал, что все потерянно.
– Принц.
Локи проснулся, и смех его был прекрасен.

~ * ~

Посмертная маска Фарбаути глядела на Локи со свирепостью, какую не смогли бы приглушить и одиннадцать тысячелетий. Храм разрушен, уничтожен, разграблен, и Локи мог лишь смотреть на хмурые, нетронутые лица отцов своего отца. Даже зверь прилива оплакивал бы несчастный Храм.
– Мой сын, мое любимое Сокровище, у меня есть для тебя подарок, – взяв крошечное убитое горем дитя на руки, Лаувейя отнес его подальше от каменных руин. – Мелочь, но, думаю, тебе понравиться.
Локи обвил руками отцовскую шею, сплошь покрытую синяками, прижался щекой к злым темным ранам, избороздившим сильные плечи.
– Мне будет приятно, папа.
– Давай ладошку.
Локи протянул руку, и Лаувейя вложил в неё небесно-голубой глаз.
– Для тебя. Всеотец обязательно заметит его.
Лицо Локи растянулось в широкой, похожей на оскал волчонка, улыбке.
– Спасибо. Буду всегда держать его при себе.
– Напоминание? – спросил довольный ответом сына Лаувейя.
– Обещание, – просто и честно ответил Локи.

~ * ~

Через три дня Локи пришел в самую дольнюю кузню мастера Ульфа. Хельблинди слонялся у зева двери, а сам искусник склонился так низко, что достал лбом до полированного каменного пола.
– Чем я могу служить Принцу Ётунхейма? – нараспев произнес Ульф, потупив немигающие красновато-коричневые глаза. Он не забыл, какая цена была заплачена за возможность видеть это маленькое окруженное почетом чудо.
Локи показал ему небесно-голубой глаз Всеотца.
Ульф издал короткий лающий смех восторга. Протянув покрытую шрамами ладонь, он ждал.
– Что-нибудь изящное, – прошептал Локи. – Что-нибудь острое.

~ * ~

Дневная звезда не успела взойти и пяти раз, а Ульф уже вложил шёлковый сверток в крошечные руки принца.
Локи надел гривну на шею, от холодного касания серебра по телу пошли мурашки. Витой зверь прилива украсил его ключицы, изгибы блестели в слабом свете звезды, вмурованной Локи в стену разграбленной тронной залы отцов его отца. В клыках Фафнира, ревниво охраняемый когтями дракона, был зажат небесно-голубой глаз.
Око Одина Всеотца будет храниться у сердца старшего Принца Ётунхейма.
Притронувшись голубыми пальцами к безжизненной сфере, Локи остался доволен.

~ * ~

Примечания: перевод имени Laufey дан по традиционному переводу скандинавских мифов. Лаувейя на слух воспринимается именем женским (каковым оно и было изначально). Но, тем не менее, я решила оставить именно этот вариант, ведь в этой истории (как и большинстве англоязычных фанфиков) ётуны шейпшифтеры, могут по своему желанию менять пол, то есть Король Ётунхейма хоть и не женщина, но и не мужчина.

Зимнесвет – «Vetrljós», название придумано автором и является комбинацией двух исландских слов: «Vetr» (зима) и «ljós» (свет). Это та самая шкатулка, которую в начале фильма «Тор» Один бессовестно умыкнул из ётунского Храма и спрятал в Асгарде.

Дом Высокой Зимы – в оригинале «Harvetrtjald», слово, образованное автором из трех других: «Har» (высокий), «Vetr» (зима) и «tjald», слова имеющего в древнеисландском множество значений, например: дом, укрытие, палатка, убежище и т.д.

@темы: перевод, фанфикшен, "Thor" & north mythology

---

The World's Translated Thus (transformers fic)

Шесть: Воссоединение
Автор: Abyssal1 (aleph_abyssal.livejournal.com)
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Оптимус Прайм, Тандеркрекер, Пауэрглайд, Рэтчет

Прайм то впадал в стаз, то вновь выходил из него. Пытаясь сберечь энергию, он начал отключать второстепенные процессы в своем организме. Датчики вспыхивали болью – укусы голода, которые говорили о том, что его корпус ради энергии начал перерабатывать собственную протомассу.
Оставаться в сознании не было смысла. За эту долгую, изнурительную войну он терял друзей и товарищей, и каждый из них был страшной утратой. Но никогда прежде Прайм не чувствовал подобной вины: он был в ответе за смерть Старскрима так, как если бы собственноручно привел его, связанного и беспомощного, к Мегатрону. Оставаясь в сознании, Прайм мог думать только об израненном и умирающем искателе, вспоминать, как он слышал, но не видел, как не мог помочь. Воспоминания вплавились столь глубоко, что Прайм мог использовать их как индикатор – когда последнее из них уйдет, остановка его систем станет окончательной и бесповоротной.
Он не надеялся на спасательную миссию. Программы и алгоритмы, отвечающие за надежду, отключились в самом начале. Поэтому, когда на него упала тень склонившейся фигуры, он посчитал это галлюцинацией, ведь её линии повторяли силуэт Стара – кроме красной оптики и крыльев, которых искатель лишился – и его гость в отличии от Старскрима был жив.
- Стар, - позвал Прайм. – Я должен был тебя защитить. Если бы ты только сказал мне.
Видение расплывалось. Прайму было больно видеть искателя в полутьме, целым, когда целым тот быть не мог. Живым, вопреки всему. Возможно, он сходит с ума: слишком много битых файлов, пустых аргументов, программных парадоксов. Такое редко, но случалось, и Прайму доводилось видеть ботов, которые, потрясенные до глубины искры ужасами войны, впадали в оцепенение или начинали выкрикивать бессмыслицу, вновь и вновь переживая оставшиеся в прошлом пытки и мучения, разговаривая с мертвыми друзьями.
Он тяжело втянул воздух, пытаясь напитать азотом ослабшее тело.
- Я найду тебя, если на то будет воля Всеискры.
- Мы не верим во Всеискру, - донесся голос будто издалека.
- Ох, - Прайм слишком устал. – Я забыл.
- Но верил наш масс-донор. У меня остались его воспоминания, у единственного из нас. Только я. Не Стар и не несчастный Скай. И это отделяет меня от остальных десептиконов.
Голос не походил на голос Старскрима. Десептиконский акцент был более сильным и гладким. Старскриму так никогда и не удалось избавиться от резких трехтональных интервалов жаргона ученых, среди которых он провел ранние годы жизни.
- Я долго пытался понять, как тебе удалось так легко привязать его к себе, но теперь я вижу, что ты привязан к нему не менее крепко.
Прайм приподнялся на локте. Что он видел? Он направил в сбоящую оптику наниты, отвечающие за ночное видение, и его зрение очистилось, показав не Старскрима и не Скайварпа, но меха голубых цветов. Небесный камуфляж. Прайм скривился, вновь обманутый, слишком уставший, чтобы горько рассмеяться.
Тихий голос тем временем продолжил:
- Я считал непристойным то, что, если верить нашим шпионам, сделал Старскрим, ставший среди вас едва ли не шлюхой и рабом. Что за финал для него. Но эта война… эта война ослепила нас, не давая увидеть истинную природу Носителя Матрицы, Прайма, который некогда был Лидером всего Кибертрона, и чей консорт был равен ему.
Он пытался вспомнить то, что их собственные шпионы и логисты собрали о Тандеркрекере, третьем из братьев-искателей. «Более чувствителен, чем двое других, - говорили сухие отчеты. – Возможно, более чуткий, чем кто-либо из искателей. К нему перешли воспоминания их масс-донора-автобота, он может говорить на нашем Языке. Сомневается в целесообразности войны и, скорее всего, жалеет органиков. Если среди десептиконов произойдет раскол, есть возможность перетянуть его на нашу сторону…» Скажи ему однажды Оракул из Тупика: «Один из искателей разобьёт тебе искру, умерев, а ты будешь скорбеть, желая сам оказаться на его месте…», и Прайм, реалистично оценивая доступную информацию, выбрал бы этого небесно-голубого меха, а не вселяющего в автоботов ужас командира авиации десептиконов, предпочел бы чуткость жестокости, скептика честолюбцу.
Но сколь иным был выбор судьбы.
- Что сделали с его телом?
- Вышвырнули, - встав, Тандеркрекер начал кружить вокруг Прайма как хищник, настороженный и голодный. – Мегатрон был слишком жесток и перестарался в своем наказании. Он хотел сделать из моего брата трофей, но травмы были слишком… - быстрый взгляд, словно искатель сомневался, можно ли быть настолько прямолинейным. – Тяжелыми.
- Монстр.
Тандеркрекер ухмыльнулся:
- Кто бы говорил? У Мегатрона была причина для подобной жестокости. Он помнит о том, что именно Старскрим вел нас в годы его отсутствия, в эоны, когда наша раса могла угаснуть. Были времена, когда язык десептиконов мог стать мертвым наречьем, когда автоботам почти удалось вырезать нас. Старскрим заставлял нас жить, держал нас вместе, объединяя голоса десептиконов в один, и слишком многие не забыли об этом и по сей день.
- Мы никогда не пытались вырезать вас. Но ваши методы мы не могли позволить.
- Ты сказал: методы. Мы говорим: культура, – Тандекрекер вскинул подбородок, и копье тусклого осветило его лицо. В профиль его можно было принять за Старскрима. Прайму мучительно хотелось прикоснуться к искателю, и он захлебывался горькой виной.
- Я чувствую запах твоего желания. Не думаю, что будет легко уговорить Мегатрона оставить тебя в качестве ручного питомца, – резкий вздох. Да, Тандеркрекер обдумывал это. Но искатель выдохнул и покачал головой. – Он, наш Лидер, боится тебя. Боится, что наши мехи, отчаявшись и устав, обратятся к Носителю Матрицы в надежде возродить былые традиции.
- Тогда почему он не убил меня? Я в его власти, – рыкнул Прайм.
- Убьет, не сомневайся. Ему понравиться наблюдать, как ты страдаешь так же, как страдал Старскрим, но он приготовил нечто худшее. Твои человеческие друзья. Товарищи-автоботы. Старскрим был лишь репетицией.
Тандекрекер опустился на одно колено рядом с Праймом.
- Но мне отчего-то кажется, что именно эта пытка была самой утонченной. Ты будешь оплакивать товарищей, но в этом случае… - Тандекрекер втянул воздух, чувствуя киберфлюиды электрической эмоции. – В этом случае ты чувствуешь собственную вину.
Поднявшись, Тандеркрекер отошел к дальней стене и отодвинул широкий блок металла, превосходящий толщиной его руку. Будь у Прайма энергия, он помог бы искателю, но сейчас он только мог молча смотреть на открывшийся вход.
Тандеркрекер обернулся к нему:
- Тело скинули в старый охладительный бассейн, тяжелая вода в нем когда-то охлаждала старый ядерный реактор. Ты без труда отыщешь дорогу.
Прайм перезапустил слуховые датчики, не уверенный, что правильно расслышал слова Тандеркрекера.
- Не отвлекайся, Прайм. По неосторожности я оставлю двери незаблокированными, и ты сбежишь.
Прайм чувствовал, что искатель что-то недоговаривает.
- Зачем ты это делаешь?
Спокойный красный взгляд не исказила статика, даже когда внутренние системы связи Прайма засекли проникновение команды автоботов, даже в тот момент, когда стены шахты вздрогнули от далекого взрыва. Даже, когда Прайм повторил вопрос.
- Потому, что прибыли твои мехи. Потому, что мне нужно время для того, чтобы уйти. Мегатрон велел мне ждать, пока наш… эм… проект не придет к логическому завершению, и я не могу уйти прямо сейчас, – вспышка грустной красной оптики. – Потому, что я помню того, кем был однажды.
Прайм поднялся, заставляя свои сервоприводы скрипнуть под собственным весом.
- Не боишься, что я скажу своим где ты?
Склонив голову, Тандеркрекер пожал плечами.
- Старскрим. Он все еще был жив, когда я сбросил его в бассейн.
Еще один взрыв, и Прайм увидел, что Тандекрекер уже стоит в дверном проеме, освещенный сполохами пламени. Где-то наверху кричали десептиконы, вопли на языке вражды сыпались вниз вперемешку с хлопьями пепла. Откуда у него взялась энергия Прайм не знал, но отпихнул Тандеркрекера в сторону и, покинув колодец, неуклюже побежал прочь по широкому коридору, служившему когда-то шахтой для запуска ядерных боеголовок и каналом для расщепляющих веществ. Медленно распадающийся уран въелся в графит его стен, чья сердцевина была по-прежнему радиоактивно горяча – Прайм чувствовал бьющие по броне нейтроны, проникающие в протомассу и дающие ему дополнительную энергию. Он пробежал мимо развалившегося, расплавившегося ядра реактора, парового генератора и попал в старые охладительные бассейны, где перегретая вода скапливалась в огромных трубах.
Сейчас бассейн был холоден и неподвижен, видный в обрамлении бетона кусок неба окрасился в оттенок флуоресцентных ламп. В бассейн туманной взвесью падали капли дождя. Неподвижную гладь воды прорезали осколки древних графитных стержней, перевернутые механизмы, ржавые паровые поршни, куски кирпичной кладки, сорванная с петель дверца бойлера. Не заботясь о том, что вода коррозийна, Прайм пробирался вброд, мимо гниющего остова перевернутой машины, сквозь липнущий к бедрам пластиковый мусор. Каждый раз, натыкаясь на что-либо, он думал, что это тело Старскрима.
- Стар… - звал Прайм. – Стар…
Ответа не было.
Отчаявшись, он начал разгребать мусорные руины, заставляя волны грязной воды разбиваться о почерневший от времени бетон труб.
Голоса раздавались громче и ближе. Он мог различить отдельные слова на автоботе: в основном свое имя. Неважно.
Внезапно он увидел, как в мутной воде, бликуя на солнце, колышется серебристая струйка внутренней протомассы.
Из голосовых процессоров Прайма вырвался звук, которого он сам от себя не ожидал: вопль, полный надежды пополам с ужасом. Сначала он увидел раны – изодранный экзоскелет, рваные нити протоплоти – и только потом заметил плечи Старскрима, чья темная голова почти ушла под воду. С трудом пробираясь сквозь полосы разлагаемого микроорганизмами пластика, Прайм спускался на глубину. Барахтаясь, он нашел опору на острой бетонной грани и, без устали отчаянно твердя «нет, нет, нет», подтянул к себе тело Старскрима и перевернул его. Голос Прайма стал хриплым от статики, когда он заставил себя сдержать грозящий захлестнуть его целиком крик утраты.
Золотой изгиб кабины пилота был разбит и истекал протоплотью и смазкой. Вместо паховой брони оказался расплавленный шлак – путаница шрамов там, где должна быть нежная ткань. Что-то толкали между ног искателя, снова и снова, стремясь принести только боль.
- Нет, Стар, нет…
Он отодрал цепляющийся к лицу Старскрима пластик, и серая вода влилась в пустые гнезда, в которых должна была быть оптика искателя. Лицо – однажды темное и красивое – было обезображено почти до неузнаваемости.
- Прайм…
Прайм взглянул вверх, прижимая к себе тело Старскрима. В сотне футов над ним Пауэрглайд зацепился за кромку бетонного ограждения бассейна.
- Я Рэтчета позову, - нервно прокричал Пауэрглайд, не уверенный, как разговаривать с полубезумным уставившимся на него мехом.
Прайм услышал вызов: «Я нашел его, Рэтч, я нашел его, и он плох».
Он еще сильнее прижал Старскрима к себе, и искатель кашлянул. Тихо как вздох. Прайм был уверен, что у него короткое замыкание. Он почти глючил от облегчения.
- Старскрим…
- Как он может желать тебя теперь? – ответил ему сорвавшийся с израненных губ искателя голос Мегатрона. - Ты отвратителен даже мне.
Прайм легонько встряхнул его.
- Нет, неправда. Очнись, Стар.
Разбитая оптика вращалась на почерневших штырьках, Старскрим коротко всхрипывал статикой, переживая еще одну атаку, в руках Прайм его тело дрожало от фантомной боли.
Старскрим чистился – последние из его воспоминаний уходили, потом потухнет и искра. Прайм видел, как со многими мехами, ранеными смертельно, происходит подобное: их воспоминания утекали как вода из треснувшего контейнера. Он не позволит случиться этому со Старскримом. Раскрыв нагрудные пластины, он обнажил искру, ослабевшую, но свет Матрицы преломлялся в воде. Вдалеке он слышал крики «нет, нет», но только раздвинул остатки нагрудной брони искателя, открывая искру, ставшую не более чем сгустком внутреннего металла в обрамлении разбитой груди.
К нему бежал Рэтчет, выкрикивая: «Нет, Прайм, это убьет тебя». Последней обособленной мыслью Прайма до того, как их искры слились, было то, как напряглись его руки, прижимая Старскрима к груди. Ему показалось, что он слышит собственный болезненный крик. Искра искателя изголодалась и требовала энергии, присасываясь к искре Прайма, как органическая пиявка или вампир из людской мифологии.
Потеряв контроль, Прайм свободно падал в воспоминания Старскрима, в ненависть, боль и пытку, и снова боль, и все это пронизано Мегатроном, яростным и приносящим только боль. «Я виноват, Мегатрон. Возьми меня, только, пожалуйста, не надо больше боли». Всхлипнув, Прайм направляется к более ранним воспоминаниям, к тем, которые не были покрыты коркой ржавчины, горечи и ужаса. Видет небо, чувствует скалу; морда ящерицы и собственное лицо, обращенное к нему. Нет, он не хочет быть в этом воспоминании, на этом карнизе часового, а он не знает, зачем его привели сюда. Персептор говорит: «Нет, Старскрим, не ходи туда, для тебя это небезопасно»; он отвечает: «Я хочу, чтобы он объяснил, зачем заключает Узы с Миражем. Я хочу услышать это от него. Хочу, чтобы он сказал мне это в лицо».
«Стар, не сходи с ума, это не сказка для искродетей. Праймы заключают Узы, руководствуясь политическими мотивами, но не любовью». Он вспоминает эти слова, когда на карнизе часового Прайм, наплевав на слабые протесты «Не здесь. Потом» и «Пожалуйста, Прайм. Не сегодня», вжимается в него, повторяя «Не смей противиться мне». Он паникует от того, что не может двинуться, и Прайм не отпускает его, с силой раздвигает ноги и входит, и это больно, потому, что он не готов…
«Кто сказал, что в происходящем есть любовь?»
«Ты сам. Я слышу это в твоем голосе»
Небо голубое. Не похожее на небо Кибертрона, которое сплошь черное и в звездах. Если бы только в этом было различие. Он цепляется за землю, царапает камни, желая только одного: чтобы все закончилось как можно быстрее. Когда Прайм проливается в него, он не чувствует ничего кроме стыда. Перезагрузившись, Прайм расцепляется слишком быстро, извиняется, даже не пытается сделать вид, что в произошедшем была хоть капля уважения.
«Ты дурак, Старскрим,» любил повторять Мегатрон. «Ты дурак, Старскрим,» думает он сейчас, вспоминая, как представлял себя Консортом Прайма, но только этот постыдный акт – все для чего он был нужен. Все было ложью, разъедающей его, превращающей в то, чем он стал сейчас.
А когда он наконец-то задает вопрос Прайму, тот даже не пытается отрицать свое намерение заключить Узы с Миражем.
Держи свои эмоции при себе, Старскрим, но Прайм знает, знает твое самое глубокое, самое потаенное желание, которое ты все эти месяцы подпитывал и оберегал как пламя на ветру. Это пламя тухнет сейчас, потому, что он смотри на тебя так, будто ты совершил нечто отвратительное, и в этот момент что-то внутри тебя умирает. «Зачем тебе хотелось большего?», а этот противный автобот Гирс твердит: «Уважающий себя автобот никогда не попросит партнера о подобном», и ты, который однажды был лидером, а теперь стал не более чем рабом, не можешь больше терпеть унижение.
«Как он может желать тебя теперь? Ты отвратителен даже мне». Невыносимо.
Прайм попытался разорвать связь, но голодная искра не отпускала источник энергии. Вокруг звучали голоса. «Держи его» и «Мы не можем вколоть анальгетик, он так и умрет связанный с Праймом».
Прайм чувствовал сотрясающие тело Старскрима толчки. Искатель дергался как мертвые нейроны под ударами тока. Но орал от боли не он, а сам Прайм.
Их оборачивали металлической сеткой – самый простой способ удержать тело искателя в целости, пока они не смогут его починить. Старскрим был без сознания, он больше не мог идентифицировать боль, и происходящее для него было лишь очередной пыткой, но Прайму, ощущавшему симпатическую боль, казалось, что на его спине кислотой начертили решетку.
- Хватит, - выдыхал он. – Хватит.
- Держись, Оптимус, - увещевал Рэтчет. – Я сделаю так, чтобы он прекратил истекать протомассой, иначе он утянет тебя за собой.
Когда состояние Старскрима стабилизировалось, его оттащили от Прайма, искра искателя, все время продолжала тянуться к нему. Прайм держался, если он потеряет сознание, они выкинут Старскрима и спасут только его. У него не хватало сил, чтобы объяснить им. Ему оставалось только держаться…
Они пытались оттащить Прайма, повторяя «Он не наш» и «Пойдем».
Его обернула темнота, полная коротких замыканий. Его сознание затуманивалось и прояснялось, вспыхивало и угасало вновь и вновь. Он бормотал слова на разных знакомых ему языках. Новый кибертрон, разговорный автобот, бинарный автобот, подпространственный автобот, наречие инсектиконов, язык зверей и единственное близкое его искре слово на десептиконе – ночное солнце в небесах, дикий вопль ярости, вызов – //Старскрим//.
- Нет, - шептал, стонал и выкрикивал он. – Я его не оставлю.
Но он ничего не мог поделать. Он обессилел и не мог оставаться в сознании. Заходясь криком в транслируемой его датчиками тишине, он отказывался впадать в стаз, боясь вновь его потерять.
Но под конец выбора у него не осталось, тьма поглотила его без остатка, и Прайм затерялся в турбулентной статике.
Он ушел.

+++

@темы: Transformers, перевод, в процессе, фанфикшен

---

The World's Translated Thus (transformers fic)

Пять: Кто твой Господин?
Автор: Abyssal1 (aleph_abyssal.livejournal.com)
Рейтинг: R
Персонажи: Оптимус Прайм, Проул, Ксаарон и многие другие; Мегатрон, Старскрим, Саундвейв – за кадром.
Предупреждение: неграфическое насилие.

- Время пришло, - проговорил Проул, твердо и печально. – Время для того, чтобы ты выполнил свой долг, посвятив себя высшей цели. С сегодняшнего дня ты более не будешь одинок, не будешь пребывать в единственном числе, в тебе начнет сиять искра другого, навсегда.
Главный коридор Арка еще никогда не казался таким длинным. Каждый шаг уводил его все дальше от себя самого. Останется ли он собой, соединив искры? Будет ли он вспоминать о Старскриме с этой разрывающей на части болью, или те странные дни и ночи, проведенные с искателем, будут квалифицированы как плохой промежуток жизни, то, что следует ограничить и стереть?
Будет ли он сожалеть о каждой сделанной и сказанной некогда мелочи?
Он уничтожил Старскрима. Уничтожил то, что любил. Ты должен был видеть его лицо…
Другая его половина была холодно-спокойной. С десептиконами он проделывал и худшее. Он убивал их, отрывал конечности, пронзал мечом их искры. По отношению к Старскриму он всего-навсего нарушил данное обещание, позволив искателю уйти.
Персептор был прав. Он создан лишь для ненависти и войны.
- Порой я думаю, Проул, не легче ли вернуться на Кибертрон и отдать им Матрицу?
Статика в голосе Проула искажала спокойную речь военного, будь они наедине, он наверняка кричал бы:
- Возможно, ведь ты утратил понимание того, что значит быть Лидером. Нашим Лидером, созданным Альфой Трионом и получившим безграничную власть от Эмирата Ксаарона. Ты нужен нам, Оптимус. Нам нужен тот, кого мы будем почитать, живой Прайм!
- Они боготворят Матрицу, не меня!
Разозленный всерьез, Проул остановился. Шевроны на полированной броне сверкали как шрамы.
- Шлак, Прайм, а есть ли разница? Я присягал трем Праймам и живу при четвертом. Но верил я только в тебя.
Прайм выдохнул. Проул разбирался в мельчайших нюансах его статуса, даже если в них ничего не смыслил сам Прайм. Его Вице-Командир побывал в слишком многих битвах, на слишком многих передовых. Политические интриги Старейшин, бесконечное давление стремящихся укрепить свое положение альф, протесты пустышек, мехов отказавшихся поддерживать какую-либо сторону – от всего этого Проул предпочитал держаться подальше.
- Я знаю, что ты равнодушен к Миражу, - продолжил Вице-Командир. – Возможно, это и к лучшему, учитывая, что большую часть времени он будет представлять на Кибертроне Прайма в твое отсутствие. Но ты должен хотя бы оказывать ему уважение.
Вина и малая толика протеста заставили Прайма проговорить:
- Ради этого он бросил Хаунда.
- И это большая жертва. Уважай хотя бы её.
- Где Хаунд? Как он?
- Сейчас не время. Прайм, они уже начали петь первую из возвещающих твое появление песен.
- Пожалуйста, Проул, Хаунд с тобой в родстве, он из твоей касты… С ним все в порядке?
- Он не Старскрим, - прошипел Проул, чувствуя, куда клонится спор. – Он поступит, как должно, и отойдет в сторону, руководствуясь рассудком настоящего меха, а не атавистическим эмоциональным хламом.
- С Джазом ты так же механичен? Или твоя звериная половина дает о себе знать лишь когда ты с ним?
Дверцы за спиной Проула негодующе вздрогнули.
- Это другое.
- Неужели?
- Я не Прайм. Дух Праймуса не обитает в моей искре.
Прайм бросил на Проула сердитый взгляд. Тот в ответ только покачал головой и зашагал дальше по коридору.
Вскоре они услышали отголоски шума трех сотен знатных автоботов и сотни людей. Гулкая акустика главного коридора несла звук и запах. Человеческие феромоны страха напоминали тихие печальные всхлипы среди жара звукозапахов протомассы и смазки. Проул вел Прайма сквозь сердцевину Арка глубоко в его брюхо, через закрытые холодные уровни – в единственное помещение, бывшее достаточно большим, чтобы вместить всех собравшихся. Ангар, в котором Прайм впервые повстречал Страскрима, увидел его вблизи, лежащим ни полу, с оптикой излучающей ненависть.
Воспоминания оживили чувства Прайма. Помнишь, как он лежал под тобой, Прайм, выгнувшись, алая искра отбрасывала взволнованные сполохи на стены. Как он поспешно жевал капсулы энергона – на выразительном темном лице застыли недоверие и благодарность, ведь он не ел неделю – только для того, чтобы вытошнить их тебе под ноги потому, что часть его систем отключилась от голодания.
Старскрим голодал и сейчас и, о Праймус, в этом была его вина.
Воздух в ангаре был теплее, чем обычно, нагретый смесью меток-запахов работающих двигателей, протоплоти и металла. Тьму рассекал росчерк лазера, в чьем дрожании были видны миллионы созвездий. Свет притягивал глаза и оптику к возвышению, на котором должна была пройти церемония. Когда-то оно служило платформой для межзвездного транспорта, изящного и радужного. Сейчас же сквозь вентиляцию и трубопроводы на корабль из пустыни просочилась пыль, покрыв все поверхности толстым налетом скрипучей старины.
Шепот смолк, когда Прайм вошел в ангар, трансформационные пласты его экзоскелета сияли. Звучали песни – для людских ушей лишь странные звуки и трели, но для живых механических жителей Кибертрона и его колоний красивые и печальные – но и они постепенно стихли.
На краю возвышения, на троне-койке из сплава титана и кибертрониума восседал Эмират Ксаарон. Старейшина был настолько стар, что его протоплоть утратила свою трансурановую массу, затвердев до обычного золота, от чего мех был дряхл и ценен одновременно. Он никогда не перерождался и не брал массу у других мехов, его тело было именно тем, в котором еще при правлении Праймона зажглась его искра. Даже люди понимали важность этого огромного золотого автобота, неспособного к трансформации, деформированного многими войнами.
Тихо поскрипывая сочленениями, Ксаарон поднялся навстречу Прайму. Стоящий рядом с Эмиратом Мираж оставался незаметным, но лазерный луч, выхватив его из тьмы, начал чертить на броне узоры, пока альфа не засиял всеми цветами спектра: от микроволн до инфракрасного излучения, от ультрафиолета до рентгеновских лучей.
Приглашенные альфы сбились в отдельную группу, заняв самые лучшие места. Несколько альф, явившихся без приглашения, сверкали в углах сплетениями недифференцированной протоплоти. Большинство из них оставалось в кибертронской антропоформе, демонстративно отказавшись от маскировки под земные объекты. Раньше Миража едва ли не презирали за то, что он перенял привычки солдат-автоботов. Неудивительно, что он ему пришлось мастерски овладеть искусством исчезновения.
Но сейчас элита вновь признала Миража ровней. Ведь Прайм выбрал его. И уже не важно, что сам Прайм был выбран от безысходности и отчаянья. Никто не вспомнит о том, как горячо оспаривали альфы то, что Матрицу поместили в живого меха, а не водрузили на законное место в Храме. Нынче простили все.
Ксаарон поднял руку в торжественном жесте. Послышался низкий зловещий гул, ставший еще громче, когда его подхватили голоса собравшихся мехов. Инфразвуковые лейтмотивы Прайма звучали с частотой в 18,98 герц, которой вторила 17-герцовая гармония. Люди жались друг к другу, распространяя вокруг себя запахи страха и благоговения. Пение давило на все аспекты их психики.
На более новом языке автоботов Ксаарон пропел, используя вопросительную гамму звуков:
- Зачем меня позвали сюда?
Вопрос был повторен с убывающей и возрастающей интонацией.
«Что-то вроде 12-тактового блюза,» объяснил Спайку Джаз, когда пришел черед Прайма выводить те же самые аккорды на их с Проулом церемонии.
- Отчего ты хочешь разделить себя, ведь сила в твоей искре тогда, когда искра цельна? Я не могу допустить подобного, ты должен доказать необходимость своего поступка, - слова сугубо церемониальные, но Ксаарон был достаточно стар, чтобы помнить, как некогда у Старейшины приходилось едва ли не силой вырывать разрешение на связывание искр. Ведь были времена, когда подобные акт не был частью культуры мехов, а высшими идеалами считались целостность и одиночество.
Мираж начал петь пронзительно красивым голосом, который мог бы устыдить и профессионального певца.
Он выводил первые строфы медленно. «Праймус древний ждет нас всех» плавно перетек во вступление «Мольбы, обращенной к тебе». Глядя на Миража, Прайм мысленно сравнивал его скучные, бесчувственные интонации с безнадежной, отчаянной песней Старскрима, спетой для Спайка. Когда Мираж завел пенье по третьему кругу, до Прайма долетел обрывок разговора между Карли и Спайком: «Эта не похожа на ту, которую ты ставил мне» Спайк прошептал в ответ: «Я думаю, что та была настоящей, а эта так, просто церемониальная». Удивительно, но порой люди могут быть невежественны и проницательны одновременно.
Мираж купался во всеобщем внимании, явно наслаждаясь происходящим и не собираясь сокращать отвратительно длинную песню.
Когда альфа наконец закончил пение, он поднял улыбающееся лицо к Прайму, будто говоря: смотри, я превзошел самые смелые ожидания.
Прайм кивнул, как того требовала традиция, и повернулся к Ксаарону. Он сам провел множество церемоний, и ему было непривычно стоять на своем теперешнем месте.
Внезапно на него накатила волна удушающего страха, будто его воздухозаборники затянуло герметичной пленкой, и он не мог дышать. Каждый из собравшихся смотрел на него, ожидая того, что он откроет грудь, обнажит искру и скажет те слова, что приведут его к забвению и беспамятству.
Рядом с ним маленький зеленый автобот что-то яростно шептал Проулу, старавшемуся без особого успеха держаться спокойно. Около двадцати ботов поспешно покинули помещение.
- Прайм, - буркнул Ксаарон. – Сейчас не время волноваться.
- Да, - кивнул Прайм, чувствуя себя так, будто с каждым словом у него перегорал новый чип. – С Миражом сольюсь я.
Радостные крики послышались из толпы собравшихся мехов, люди захлопали в ладоши, а Мираж выглядел так, будто готов был взорваться от гордости, немного печально улыбался Ксаарон. Пьянящий запах энергона наполнил ангар, и началось празднование. Пауза продлится ровно два часа, после Ксаарон официально одобрит союз, и Прайм откроет свою искру Миражу…
Он не мог находиться здесь.
Тяжело дыша, Прайм покинул ангар, следуя по тепловым следам ушедших ранее воинов-ботов. За ним по пятам бежал Проул, чья броня взволнованно дрожала.
- Лучше оставайся на Церемонии, Оптимус. Мы самостоятельно справимся с этим.
- С чем?
Проул не хотел говорить. Остановившись, он кашлянул и принялся разглядывать стену прежде, чем вздохнул:
- Замечена незначительная активность десептиконов, к югу отсюда. В экспериментальной лаборатории, занимающейся ускорением элементарных частиц.
- Уверен? Порой люди воюют друг с другом еще хуже, чем мы.
- Это десептиконы. Но они никогда не подбирались так близко к Арку. Возможно, именно на это намекал Персептор.
Прайм промолчал.
- В любом случае тебе здесь нечего делать. Возвращайся на Церемонию. Мы сами…
«Активность десептиконов,» размышлял Прайм. Неужели они что-то ищут? Адронный коллайдер не сможет производить энергон в количествах, достаточных для того, чтобы десептиконы пошли на риск, тем более, так далеко от собственной базы. На выходе его едва ли хватит на одного.
Одного.
Если мех совсем оголодал. Если у него достаточно научных знаний для того, чтобы использовать коллайдер.
К ним подбежал Санстрикер, почти такой же золотой и сияющий как Ксаарон. Красивый автобот пристально посмотрел на Прайма.
- Ты разве не должен…
Санстрикер и Проул быстро переглянулись. Вице-командир кивнул. Прайм почувствовал золотую ладонь на собственном предплечье, услышал тихий шепот: «Оптимус, останься со мной, я знаю, что это сложно…»
Затвердела ли его протомасса до простого окисляющегося металла? Готов ли он был принять свою судьбу? Запах энергона был тошнотворен в своем изобилии. Очень давно Прайм не испытывал всепоглощающий голод оставшегося без пищи меха, еще со времен первых военных кампаний, которыми он командовал. Но он помнил боль тела, которое в поисках энергии начинает поедать себя самое, снимая с экзоскелета плоть, ослабляя, а то и убивая своего хозяина.
Прайм дождался, когда он остался наедине с золотым автоботом.
- Санни, - проговорил он, заставляя молодого меха поднять подбородок. – Я должен идти. Меня не будет два часа. Всем говори, что я занят чем-то важным.
- Ты все-таки собрался в ту лабораторию, - с обидой проговорил Санстрикер.
- У меня есть и другие обязанности, требующие моего внимания. Я вернусь еще до того, как закончится Пауза.
Санстрикер не смог бы удержать его. Тем более, когда Прайм буквально вибрировал от болезненного возбуждения, и сила вливалась в его корпус так, будто он готовился к битве.
Еще один воин-автобот вылетел из Арка, оставляя за собой конденсационный след на сумеречном небе. Прайм закинул на плечи реактивный ранец.
В воздухе он был неуклюж и с трудом выбирал направление, так и не поняв до конца аэродинамической логики. У автоботов не было нужды овладеть искусством полета, ведь искусственная гравитация Кибертрона не способствовала летающим десептиконам, давая преимущество ботам с наземной трансформой. На Земле это преимущество исчезло, и умение летать стало решающим фактором. Аэроботы старались, как могли – ведь искродети Уилджека были созданы для того, чтобы оспорить воздушное главенство десептиконов – но и их едва ли можно было считать серьезными конкурентами.
Для десептиконов утрата Старскрима была серьезным ударом, и в первую очередь в тактическом плане.
Прайм следовал узору магнитных силовых линий планеты. Через несколько минут он увидел контуры расчертивших пустыню дорог, дуги, отметившие спрятанный под землей коллайдер, огромные восьмерки и концентрические круги выбеленной почвы. Признаки нападения отсутствовали: не было дыма, перевернутых транспортных средств и выжженных отметин.
Заряд в реактивном ранце закончился, на постепенно спадающей скорости Прайм спланировал вниз и приземлился на каменистую поверхность. Он едва успел сделать шаг прежде, чем сознание скомандовало ему «Трансформируйся!», и его протомасса утратила материальность, став темной материей и смещенными атомами, страпельками и субъядерными силами. Трансформация причинила боль, впрочем, как и всегда, когда масса перемещалась из одного измерения в другое. Первыми от его экзоскелета отделились плечи, поменяв положение рук, искра переместилась еще глубже в корпус. Зрение отключилось, когда его голова опустилась в грудную клетку, которая перестала быть таковой, но оптика была ему больше не нужна – топография утратила цвет, но приобрела тысячи других деталей: от плотности камня, находящегося на глубине шести футов под землей до игры света и тени в гранях крошечной песчинки.
Остаток пути Прайм преодолел в трансформе, поднимая клубы пыли. Радиоэфир молчал. Так тихо. Даже контрольно-пропускной пункт был пуст. Автоматически Прайм укрепил экзоскелет, так чтобы тот мог выдержать удар взрывной волны.
Он достиг внешней орбиты коллайдера – массивного здания, вход в которое было трудно распознать в его нынешней маскировке, поэтому Прайм вновь трансформировался в антропоформу. Огромный зал вел к туннелю, пролегающему вглубь, к коллайдеру. Он мог определить, что на нижних уровнях коллайдера нет живых существ, лишь пустота.
Все его чувства вопили, модулируя сигналы об опасности. Ошибка. Это не то место, по которому можно бродить в одиночку.
А мгновение спустя из темноты Прайма позвал голос. Искра Прайма ответила едва ли не раньше его самого. Голос десептикона, с трудом выговаривающий слова земного языка, скрипящий как металл по металлу. Голос Старскрима.
- Старскрим? – откликнулся он, надеясь вопреки всему.
- Тут темно. Я не могу двигаться.
Отбросив предыдущие сомнения, Прайм углубился во тьму. Переходы и мостики мешали его продвижению. Неодимовые магниты, которыми был оснащен ускорительный торус коллайдера, странно действовали на его электронику, заставляя зрение рябить и расплываться.
- Где ты?
- Тут, Оптимус.
Прайм мигнул оптикой, но вновь увидел лишь темноту.
Он включил сонар, и звуковой сигнал принес очертания: изящный размах крыльев, загадочный и красивый профиль Старскрима. Прайм потянулся в темноту.
- Праймус, Старскрим, я боялся, что Мегатрон серьезно навредит тебе.
- Он всего-навсего побил меня. Он всегда так делает. Со мной все будет в порядке.
Голос был до странного лишен эмоций – гордая отдаленность, которую Прайм слишком давно не чувствовал в Старскриме.
- Нужно выбираться отсюда.
Позже, оглядываясь назад, Прайм думал, что не будь он в этот день поглощен виной, мысли он более ясно, все могло бы пойти по-другому. Но когда отчаянный звуковой сигнал уловил лежащий на земле корпус, воздухозаборники, крылья и руки, которые могли принадлежать только Старскриму, он, не задумываясь, преодолел последние десять метров и склонился над неподвижным телом.
Быстрый взгляд по-десептиконски алых линз. Но почему они темнее, чем помнилось ему? Он успел обнять Старскрима за плечи прежде, чем прозвучал крик «Нет!»
Оптика искателя открылась. И в багровом отсвете Прайм увидел лицо, до боли знакомое и чужое одновременно. Он смог лишь ошарашенно прошептать:
- Ты такой бледный…
Лицо бледное от того, что это не он.
Время застыло. Вопль «Нет! Это дес…» был заглушен рикошетом нуль-лучей.
На стенах с гулом зажглись прожекторы. Прайм уставился на меха в своих руках. Казалось, у него в памяти замкнуло логическую цепочку: ему отчаянно хотелось обнимать Старскрима, но вместо этого он сжимал Скайварпа, с бледным как у призрака лицом, расцвеченного черным и фиолетовым – оттенками ушибов на человеческой коже. События принимали оборот столь чудовищный, что на мгновение Прайм растерялся. Этого просто не может быть…
Скайварп выскользнул из его объятий, и Прайм увидел дюжину десептиконов с нацеленным на него оружием и Проула, в сияющем церемониальном убранстве, с магнитными кольцами, обхватившими шею точно петли. Ужас был вытравлен на живом металле лица тактика. Долю секунды видел все это Прайм прежде, чем взревел в обжигающей ярости, а все оружие выстрелило в единый миг.

+++

@темы: Transformers, перевод, в процессе, фанфикшен

---

The World's Translated Thus (transformers fic)

Четыре: Помни
Автор: Abyssal1 (aleph_abyssal.livejournal.com)
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Оптимус Прайм, Гирс, Персептор, Проул.

Порой, вопреки всем радостным волнениям и приключениям, которые сулила солдату избранной Праймусом армии автоботов жизнь в Арке, вопреки возможности находиться в центре всего и быть одной из шестерёнок активности мехов на Земле, давали о себе знать и недостатки. Одним из них был риск получить наряд в караул в один из наиболее важных дней за всю историю Кибертрона.
Не то, чтобы возложенные на него обязанности были пустячными - предатель Персептор был Заключенным Номер Один, и сторожить его считалось ответственным заданием для любого из солдат – но Гирс все равно сожалел о том, что не сможет присутствовать на настоящей Церемонии Заключения Праймом Уз искр.
Несмотря на дурной характер, Гирс не был чужд сентиментальности. За всю свою жизнь он не встречал ни одного бота, с которым хотел бы связать искры, но он все равно понимал это чувство, находя удовольствие в заключении Уз другими. Та небольшая часть Гирса, которую не затронула горечь долгой войны, радовалась при мысли о том, что два (или три, ведь случалось и такое) меха могут выбрать друг друга, возвысив себя над остальными. Что за признание идентичности друг с другом!
Джаз и Проул. Что тогда была за ночь. Не так давно Гирс лично наблюдал, как Прайм с подобающей случаю властностью руководил церемонией, давая двум мехам разрешение на то, чтобы стать одним. Так это было во времена Всеискры, так тому и быть до скончания дней.
Проул был необычно взволнован, его броня вибрировала в рваном ритме. Но Джаз запел на высоком автоботе, сложнейшем и прекраснейшем из всех языков, песню Заключения Уз, и Проул заметно расслабился. У них все будет хорошо. Больше они никогда не будут одиноки.
Гирса тогда захватил резонанс летящих ввысь нот, печальное признание в преклонении перед другим. Даже несколько приглашенных людей смочили оптику. Человеческая девушка, Карли, прошептала: «Да я сама вышла бы за него!».
Гирс гадал: какую Песнь споет Мираж. Что-нибудь степенное и приличествующее случаю, возможно, «Мольба, обращенная к тебе» или нечто в этом роде, из тех песен, которые мог бы спеть Старейшина или Понтифик. В Церемонии Заключения Праймом Уз не могло быть места ничему необычному или спорному, например, воинственным гимнам или пронзительным напевам инсектиконов, лишь непоколебимой Традиции.
Гирс прожил достаточно долго, чтобы помнить не только заключение Новой Праймом Уз искр с Солдатом Бога Параселеной, но и Церемонию Немезиды Прайма и Ультры Магнуса. Однако это были всего-навсего вехи их истории. Сегодняшнее Заключение Уз было особенным. Говорили, будто после Новы Прайма автоботы едва ли не потеряли Матрицу Лидерства. Лишь Оптимусу Прайму удалось отвести их расу от края пропасти.
После Песни будет Пауза, в теперешние дни уже исключительно номинальная, однако имевшая некогда особое значение: дать Старейшинам время на то, чтобы обговорить правомерность заключения союза. Нынче, во времена войны, автоботы имели право самостоятельно выбирать партнера, и в перерыве мехи просто общались, пили энергон и, по меткому выражению Джаза, злословили.
Церемония была проблеском света в темные времена, когда погибли столь многие. Заключения Уз стали редкими – мехи не хотели вступать в союз, боясь потерять свою вторую половину, чаще предпочитая короткие слияния искросекса.
Гирс хорошо провел время на Церемонии Проула и Джаза: никто не злословил, энергон был сладким и необычно обильным для затянувшихся времен жесткой экономии. Но он провел бы время еще лучше, не доведись ему столкнуться со Старскримом.
Пауза едва началась, а автоботы уже разбились на группки, ни в одну из которых Гирс не попал. Даже Хаунд, всегда выручавший в неловких ситуациях, робко крутился возле Миража, которого Гирс недолюбливал. Не то, чтобы он вообще любил кого-нибудь, но худшая часть подобных дружеских собраний заключалась в том, что на них как раз и приходилось быть дружелюбным. Гирс ненавидел то, что статус меха зависел от того, с кем тот общается, и в итоге он оказался в углу с тем, чьего общества точно также избегали все остальные.
Старскрим. Гирсу не нравился подобный расклад.
- Вижу, ты непопулярен среди собственных товарищей, - фыркнул предатель-десептикон.
- То же самое могу сказать о тебе, - огрызнулся Гирс. – К тому же, я не ожидал увидеть тебя на Церемонии. Ты разве не должен сидеть за решеткой.
- Мне позволили удовлетворить мое научное любопытство, - прошипел Старскрим.
«Десептиконское любопытство,» хотел поправить Гирс. Но это чувство было не чуждо и ему.
- Вы, десептиконы, связываете искры?
Старскрим лишь криво улыбнулся, а затем неожиданно добавил:
- Зачем утруждать себя глупой церемонией, если всем и так известно, что ты и твой партнер вместе?
Пренебрежение одной из важнейших традиций автоботов еще больше разозлило и так разраженного с начала вечера Гирса.
- Заключение Уз не для всех, автомат ты бесчувственный! – раскричался Гирс, проливая на пол энергон. – Заключение Уз – это проявление максимального уважения между двумя мехами. Каждый может заниматься искросексом, но признать другое живое существо частью себя… нет большей чести для автобота!
Он рассчитывал услышать в ответ еще одно лживое утверждение о бессмысленности автоботских традиций, но вместо этого предатель лишь взглянул туда, где Джаз и Проул стояли рядом с Праймом, и его оптика задумчиво сощурилась. Джаз был оживлен и счастлив. Степенный обычно Проул обнял соузника за талию, на благородном лице застыло выражение признания и благодарности.
- Честь…
- Разумеется, десептикону не понять этого, - продолжил Гирс, пьяный и неспособный остановиться. – С этой вашей отвратительной привычкой, - автобот скривился. - Делиться массой. Заниматься телосексом.
- Уверен, и среди автоботов есть прецеденты разделения массы.
Остатки трезвых процессоров подсказывали Гирсу, что он слышит предостережение в словах Старскрима.
- Конечно, с кибертронскими шлюхами, что собираются у канала в Тупике. Да и то, если удастся найти кого-нибудь настолько испорченного. Уважающий себя автобот никогда не попросит партнера о подобном. Ты отвратителен. Как ты только мог подумать о таком.
Старскрим оставил его в покое, и Гирс напился, пытался подраться с Блурром, а наутро проснулся в медицинском отсеке с разбитой оптикой и потрескавшейся наплечной броней.
Его дальнейшие размышления были прерваны скрипом дверных петель.
- Кто здесь? – встрепенулся он.
Пригнувшись, чтобы не зацепить антеннами притолоку в камеру шагнул Прайм. Гирс постарался не пялиться на него открыто. Он не общался с Оптимусом Праймом до своего прибытия в Арк, но даже после многих сражений плечом к плечу с ним Гирс продолжал стесняться в присутствии легендарного автобота. Слухи не могли в полной мере передать то, чем был Прайм – огромный, покрытый шрамами воин. В нем не было ничего привлекательного физически, ничего красивого и эстетически приятного для оптики. Все в лидере автоботов предполагало сдержанную жестокость и грубую функциональность созданного для войны меха. Его тело было иссечено шрапнелью, опалено огнем, носило отметины пыток и битв.
Старейшины автоботов выбрали Прайма для того, чтобы тот стал равным соперником для Мегатрона, последним вздохом и символом сопротивления их расы. Тогда их интересовало лишь то, чтобы линия Праймов не прервалась. Старейшини знали, что десептиконы вот-вот сотрут автоботов в пыль, и они стремились оставить о себе последнее ужасное напоминание.
Они никогда не рассчитывали на то, что Оптимус победит.
И сейчас Прайм готовился совершить еще один шаг на пути восстановления их великих традиций. Что делало еще более неожиданным его присутствие тут.
- Прайм, сэр… Я думал, Вы заключаете Узы искр.
- А я думал, что ты сторожишь пленника, а не витаешь в облаках.
Гирс задрожал. Прайм никогда не сделал бы ему больно, но его порицание было достаточным поводом для страха. Лишь мысль о том, что вся эта грубая мощь может обратиться против него…
- Простите, сэр… Мне кажется, что он самостоятельно погрузился в стаз… Я так думаю.
- Оставь нас.
Гирс покинул камеру, задержавшись у переходного шлюза, неуверенный в том, насколько далеко ему следует уйти, выполняя приказ Прайма.
Сквозь прутья Прайм глядел на лежащий на полу цельный торус.
- Если не удастся тебя расшевелить, мне придется отправить тебя в одну из нуждающихся в аппаратах МРТ больниц.
Торус молчал. Но Прайм знал, что Персептор слышит его – мех не стал бы отключать свое сознание полностью.
- Ты учил Спайка десептикону, ведь так?
Автоботы прочесывали радиочастоты, разыскивая Прайма, посылая ему запросы. Он слышал, как на заднем плане Айронхайд шептал: «Проклятье, это не то событие, на которое пристойно опаздывать».
Медленно он обошел пещеру по кругу.
- Скажи мне, зачем человеческому мальчику знать различия между значением слова «любовь» на трех разных языках?
- Эм, Прайм, - от двери подал голос Гирс. – Тут спрашивают, не здесь ли Вы…
- Не говори, что я тут, или будешь сторожить эту камеру до конца декады, - проскрипел в ответ Прайм.
Должно быть, именно этого ждал Персептор. С треском ядерной энергии торус разломился, жидкий протометалл сместился, образуя слои и мозаики метаскелета, масса заполнила пустоты, и Персептор предстал в антропоформе. Его голова сложилась последней – бледный лик альфы и прочный шлем из темно-серого металла.
- Не думал, что ты зайдешь так далеко, Оптимус. Пропустить собственную Церемонию Уз лишь для того, чтобы допросить меня. Возможно, я недооценил тебя.
Прайм не мог определить, был ли в голосе Персептора сарказм. Ученый владел земным языком гораздо лучше большинства ботов.
- Ты говорил, что хочешь, чтобы я понял нечто. То, что заслуживаю узнать после церемонии.
Персептор пожал плечами.
- Тогда поговорим о любви. Ты любил Старскрима. На записи…
- Мираж и его слежка. Этот заносчивый голубой бот настолько амбициозен, что при необходимости найдет слабость в каждом из нас.
Персептор с презрением покачал головой, забыв на время, что принадлежит к той же касте, что и Мираж, и порой бывает так же высокомерен.
- Старскрим всегда был угрозой для его цели заключить Узы искр с Праймом, с Матрицей.
- Зачем ему опасаться Стара? Тогда я еще никого не выбрал, к тому же Старскрим – десептикон…
Персептор бросился на прутья решетки, металл застонал от напряжения:
- Да, Старскрим – десептикон! И ты относился к нему как к одному из них! Заставил его делить с тобой массу, хотя он знал, что для нас это непристойно и позорно. Ты требовал от него искросекса, но ни разу даже не задумался о том, что, возможно, он прежде хотел заключить Узы искр?
- Но они не заключают Уз. Он не понял бы…
- Он понимал. Он понимал уважение. Он понимал, что однажды он был Лидером, которого боялись и за которым следовали, так же, как понимал и то, насколько низко он пал тут. Даже не любовник Прайма, но раб и военный трофей.
Вспомнился страдальческий вопль Старскрима: «У вас я узнал бесчестье, став пленников и шлюхой Прайма». Прайм прижал ко лбу ладонь, и запрос «Где же ты, Прайм, все ждут» был невыносимо громок в радиоэфире. Он не хотел знать ничего, ведь полученные ответы будут подобны ключу, отпирающему затвор, но занесенную для удара дубину уже невозможно было остановить.
Персептор прижался щекой к прутьям, его лицо оказалось совсем близко от Прайма.
- Несмотря на это, - добавил он тихо. – Он продолжал надеяться, что ты нарушишь обычай. Возможно, даже предложишь ему связать искры.
- Заключить Узы? – проскрипел Прайм. Все это не имело смысла. Для Прайма Старскрим был подобен краткому счастью на пороге отчаянья – нечто, что можно было познать только мельком, ведь его поглотит зияющая пустота, распростёршаяся до и после мимолетного мига радости. Он никогда и думать не смел о постоянстве, боясь заглянуть в будущее, сулившее лишь смерть всех надежд.
- Я знал, что подобная надежда глупа, - Персептор безрадостно рассмеялся, - Я пытался втолковать ему, что у вас не будет так, как у Проула с Джазом, ведь он видел только этих двоих. Но он не знал нашей культуры, не знал, что Заключение Праймом Уз – это политический манифест, лишенный любви акт. Амбиции Страскрима часто ослепляют его, и он отказывается верить в то, что нечто невозможно. И эта его вера заразительна. Теперь я понимаю, почему он лидер, почему десептиконы следуют за ним, почему Мегатрон все еще терпит его в ранге Вице-Командира.
Помолчав, Персептор продолжил:
- Я говорил «Я помогу, ведь я ++люблю++ тебя». Любовь в понимании автоботов, верность друга и товарища. Я объяснял ему, что, разделив искру с Праймом, он получит полномочия едва ли не равные власти самого Прайма, и многие могут не принять этого… но есть и те, кто поддержит такой союз, ведь наша планета гниет и разваливается, и если мы не изменимся, то погибнем. О, Старскрим был непоколебим, его ничто бы не остановило.
Персептор притушил радужки оптики, тяжело вздохнул.
- Стар мечтал о несбыточном. Он любил тебя, этот глупый мех. Но что знает о любви Прайм? Тебя создали только для того, чтобы сражаться и убивать. Я видел к чему все идет, еще в тот день, когда ты объявил, что выбрал Миража. Я знал, что это сломило его. Ты должен был видеть его лицо, Прайм, когда он узнал об этом. Когда Старскрим ушел с тобой на карниз часового, я знал, что он не вернется.
Прайм цеплялся за прутья решетки, лишь силой воли заставляя себя стоять прямо:
- Он никогда не говорил мне…
Неужели? А может, Старскрим говорил постоянно, но Прайм не слышал, или слышал лишь то, что хотел?
Персептор кинул на Прайма косой взгляд:
- Считай меня глупцом, но я едва ли не всерьез боялся, что он погибнет тут. Я знаю, что многие хотели от него избавиться.
- Прайм, - позвал от двери Гирс. – Они идут сюда. Проул выглядит вздрюченным.
Чувствуя, как от ужаса кружится голова, Прайм вспомнил карниз часового: как Старскрим не хотел делить массу, и Прайм взял его все равно, ведь он гораздо больше и борьба бессмысленна.
Не смей противиться мне.
Ты изнасиловал его, Прайм, пообещал себя другому, но взял его, чувствуя на то полное право, ведь он – твоя собственность, военный трофей. Он вспомнил оптику Старскрима, переполненную болью и осознанием того, что его предали.
Он вспомнил заляпанную серебром броню искателя, его дрожащие руки, набирающие горсти песка, попытки стереть потеки и то, как смотрели на Старскрима пришедшие убить его мехи. И что мог подумать Старскрим? Что каждый из автоботов знал, что сделал Прайм, но каждый винил в этом его?
Прайм помнил и собственные слова, безжалостно жестокие в свете нового знания: «Зачем тебе хотелось большего?»
- Что я наделал? – прошептал он.
- Обрек его на верную смерть. Мех в таком состоянии не может самостоятельно синтезировать энергон. Скорее всего, он умрет от голода в пустыне, или вернется к своим, а мы все прекрасно знаем, как поступают с предателями.
Персептор присел, облокотившись о стену пещеры. Застывшее лицо ученого не отражало эмоций, лишь плечи были напряжены как провода под высоковольтным током.
- А сейчас можешь Заключить Узы с Миражом. Надеюсь, то, что я тебе рассказал, будет преследовать тебя до конца дней.
В переходном шлюзе появился Проул, чью наполированную до блеска броню украшали золотые шевроны – знак его статуса Вице-Командира Прайма.
- Прайм, все готово.
Секунду Прайм стоял неподвижно, затем разжал стиснувшие решетку пальцы. Время начать Церемонию Заключения Уз искр, гашения искры.
Взгляд Персептора следовал за ним до последнего мига.

+++

Примечания переводчика. Линия Праймов в хэд-каноне этой истории: Праймон Бог-Прайм, Прима Императрица, Альфа Прайм, Немезида Прайм, Нова Прайм, Оптимус Прайм.
Возможно, между Альфой и Немезидой было еще несколько Праймов, но автор об этом прямо не говорит. История только указывает на то, что наследник Альфы Прайма был первым из Темных Праймов, заставивших кибертронцев усомниться в избранности Бога-Правителя и ввергнувших планету в гражданскую войну. Последним Темным Праймом был жестокий Нова Прайм, так и не оставивший после себя прямых наследников.

@темы: Transformers, перевод, в процессе, фанфикшен

---

The World's Translated Thus (transformers fic)

Три: Другое значение слова «любовь»

Автор: Abyssal1 (aleph_abyssal.livejournal.com)
Рейтинг: очень легкий R
Персонажи: Оптимус Прайм, Проул, Джаз, Мираж, Уилджек, Персептор, Спайк Уитвики.

Их мифы о создании говорили разное, но все древние истории сходились в одном: бог-мех все еще существует.
Перманентной альтформой Праймуса был сам Кибертрон. И если ты не можешь быть на родной планете, значит, ты должен оставаться рядом с Праймом, ведь он – олицетворение дома, протомасса и метаскелет Кибертрона, его живая искра.
Сейчас приближалось празднование события настолько редкого, что это был первый прецедент при жизни нового Прайма – Заключение Уз искр, более того, свою искру в этот раз связывал сам Прайм.
За всю историю Кибертрона даже Коронаций было в сотни раз больше, чем Церемоний Уз, ведь планету населяли разные фракции и племена, каждое из которых короновало своих вождей. Церемония была окутана тайными ритуалами и песнопениями еще с тех пор, как Праймон, Бог-Прайм, отказался связать свою искру и вместо этого разделился. Он предпочел не смешивать свой код и материю с кем-то из низших мехов, передав собственную массу и искру новому индивидууму – Приме, Императрице.
Прима была прямым потомком бога. Но прежде, чем для неё настало время связать свою искру, Прима умерла в родах.
Заключение Праймом Уз искр никогда не было привычной данностью, к тому же мехи, носящие этот титул, были так непохожи друг на друга. Род Праймов будто навлекал на себя несчастья, и в любой момент линия потомков Праймуса могла быть прервана, исчезнуть, как сорванный грозой флаг. Все, что для этого могло понадобиться: удачное покушение, ранение на поле боя или смерть Матрицы.
Все три угрозы нависали над Оптимусом Праймом подобно черным братьям.
Хозяева давшей им приют планеты смотрели на грядущее празднество совсем другими глазами, а один из антропологов даже заметил: «Черт возьми, да это же Королевская Свадьба».
Прайм не мог разобраться лавине заинтересованной болтовни и передаваемых шепотом слухов. Детали были неясны. Часто шептались о его неосмотрительности, гадая, что толкнуло его на такое поспешное и политически не просчитанное Заключение Уз.
Прайм никогда не прислушивался к сплетням. Если всплывут какие-то факты, о них доложит Уилджек, а до бурчания нескольких тысяч мехов ему не было дела. Против него говорили не впервые. В самом начале правления Оптимуса Сенаторы вообще отрицали существование в нем Матрицы, но Понтифики, жрецы-боги Небесного Храма, быстро пресекли возможные сомнения.
Дни после побега Старскрима слились в бесконечную череду, каждый следующий похож на предыдущий. Прайм практически не видел Миража, но это было частью ритуала Заключения Уз, обязательная разлука вплоть до дня церемонии.
- Займи себя чем-то, - посоветовал Джаз, наблюдая, как Прайм, уставившись в небо, беспокойно бродит у входа в Арк. – С ума можно сойти, гадая, чем занят сейчас Обещанный тебе, о чем он думает.
- Я это и так знаю.
У Джаза хватило такта выглядеть виноватым:
- Прости. Я забыл, что ты - Прайм, Оптимус. Но все равно, Заключение Уз, это необычное событие, ты же понимаешь?
Прайм гадал, как ему следует себя чувствовать: ошеломленным, раздраженным или обрадованным. На самом деле он был равнодушен, как и к большинству вещей после побега искателя. Он потерял свой стержень. Все дни были одинаковы. Жизнь утратила цвета. Когда он говорил, ему казалось, что собственный голос доносится откуда-то издалека. Даже расстояние между атомами казалось слишком большим. Придя к какому-то заключению или составив о чем-то мнение, Прайм автоматически думал о том, чтобы поделиться ими со Старскримом, лишь потом вспоминая, что Старскрима рядом нет, и это к лучшему.
Джаз, должно быть, прочувствовал состояние Прайма, но он был не совсем – как сказал бы сам на английском сленге – в теме.
- До того, как я связал искры с Проулом, я совсем измучил себя мыслями о нем, - продолжил Джаз. – Где он, чем занят? Что если он передумает, решит не заключать со мной Узы? Вдруг случится нечто, что разделит нас? – он бросил на собеседника беглый взгляд. – Я знаю, что был в списке кандидатов в твои Консорты.
- Не думаю, что тебе стоило волноваться, - покачал головой Прайм. – Он любит тебя больше всего на свете.
Джаз кивнул, и Прайм вспомнил, как светилось его лицо в день церемонии, лазурную радость в его киберфлюидах. Помнил он и Старскрима, стоящего во время Заключения Уз искр в задних рядах, его сердитый взгляд и возрастающее с каждой минутой беспокойство. Очевидно, ритуал автоботов раздражал искателя.
Прайм разрывался тогда, не зная: смотреть на Старскрима или нет. Он не хотел ограничивать свободу искателя, так будто тот все ещё был пленником, разрешив то же, что и каждому из солдат. Ему хотелось показать Старскриму большую часть своей жизни, а не только те моменты, когда они оставались наедине.
Из-за всех речей и песен у Прайма не было возможности уделять Страскриму много внимания – тогда их связь все еще была в тайне. Краем оптики он следил за тем, как искатель разговаривает с Гирсом и перебравшим энергона Персептором, а потом уходит.
Неужели именно в тот день он потерял Старскрима? Искателю надоело ждать Прайма, и он ушел в каюту Персептора? Обнажил ли он перед Персептором свою протоплоть? Неужели они трахались в тот самый момент, когда он вынужден был слушать болтовню окруживших его Сенаторов?
Прайм вздохнул, пытаясь унять сопровождающую любое движение боль в экзоскелете. Каждые несколько минут предательская память возвращалась к нему. Он представлял: Старскрим отвечает на ласки Персептора, гладит его броню и красивое лицо, безупречно симметричное, как и у любого меха из касты альф.
Ярость и отчаянье, отчаянье и ярость, Прайм метался между ними как маятник. Он намотал сотню кругов вокруг Арка прежде, чем остановился только для того, чтобы начать вновь. Даже неугомонный Джаз начал подозревать в волнении Прайма неладное и оставил его одного.
Но хуже всего было ночами. Он думал, что плохо представлять Старскрима с Персептором, но теперь, когда представлять было некого, его мысли оказались пусты. Казалось, что его протомасса мертва, и от него осталась лишь пустая скорлупа.
От этого не было избавления. Он решил пойти к Рэтчету.
Медик знал о запрещенной связи между Праймом и отпущенным на свободу пленником с самого начала. Телосекс был для Прайма в новинку, и он боялся, что может нечаянно причинить вред себе или партнеру. Он хотел знать, существует ли как у людей риск заражения инфекцией, может ли автобот заниматься с десептиконом этим видом взаимодействия без риска повреждений.
Медик любезно делился с ним информацией, пока не понял, кем был партнер Прайма.
- Он же десептикон, Оптимус! – в ужасе проговорил Рэтчет. – Он даже думает не так как ты или я. Его схемы и логические цепи кардинально отличаются от наших.
Прайм пытался найти рациональное оправдание:
-Чтобы выиграть войну, мы должны как можно больше узнать о них. Мы должны понять насколько глубоко распространяется влияние десептиконов.
Сердитый взгляд не исчезал из оптики Рэтчета:
- Ты не должен опускаться до этого уровня, Прайм. Одна из причин, по которой автоботы осуждают телосекс, это связанные с ним проблемы. Ревность, ссоры, разбалансировка целых отрядов из-за этого обычая десептиконов. В искросексе нет секретов, и не вздумай говорить мне, что ты делил с ним и это.
Прайм покачал головой:
- Судя по тому, что я узнал, они не допускают между собой подобной близости.
- Лучше узнай, как тебе не развлекаться со Старскримом. Ты слишком важен для нас. Пусть кто-нибудь другой потакает десептиконским привычкам Старскрима, если для тебя столь важно его хорошее настроение!
Легко дать обещание.
- Рэтчет, ты – хороший друг и мудрый мех. Я подумаю над этим.
Но эти слова произносились при свете дня, а с наступлением ночи приходил Старскрим. Тьма напитывала горячими воспоминаниями плазму наночастиц: с губ Старскрима срываются слова вражеского языка, но те, которые не говорят врагам, дрожь суставов при перезагрузке, острое, невыносимое наслаждение несущейся по телу электрической волны, спазм при освобождении электронов. Все это не мог дать Прайму ни один бот, только Старскрим.
А позже, лежа в темноте, они говорили о разных глупостях, неподобающих Носителю Матрицы. О секретах, спрятанных в искре Прайма тысячи лет, о том, в чем он едва ли мог признаться себе самому, о чем никогда не решился бы сказать своим автоботам. Его враг, ненавистный десептикон, молча слушал: не было благодарности за оказанную честь, не было потрясенного или разочарованного шепота. Старскриму были чужды предрассудки о том, чем должен быть мех, носящий титул Прайма. Оптимус мог быть сильным, Оптимус мог быть слабым, для искателя это не имело значения.
Прайм не мог лгать Рэтчету, но и всей правды не говорил. Да, он обдумает предложение медика. Он думал над ним каждый раз, когда быстрой тенью к нему в дверь проскальзывал Старскрим, чьи изумительные крылья расцвечивало бликами тусклое желтое освещение.
Он вспоминал слова Рэтчета, когда Старскрим уверял его: «Нет никакой разницы, говорит с тобой Матрица или нет. Это все притворная вера автоботов. А ты настоящий».
Возможно, Старскрим не знал, какой эффект на лидера автоботов оказывают его слова. Или знал, и говорил именно то, что могло поставить Прайма на колени. Я покорю его. И он покорил.
Затем Старскрим вновь манил Прайма, приглашая прикоснуться к себе. Он раздвигал паховые пластины, обнажая протомассу, что была ни плотью, ни жидкостью, но застывшими в стазе частицами энергии и темной материей, сутью мирозданья и космоса.
Прайм освобождал собственную протомассу в тесном пространстве между бедер Старскрима, с каждым толчком вскрикивая от облечения и благодарности. Он вспоминал слова Рэтчета в миг, когда тело билось в перезагрузке, а статическое электричество раскидывало радуги между антеннами его шлема. Прайм думал о них, прижимая к себе обессиленный корпус искателя, вздрагивающего от последних всплесков удовольствия.
И причину нынешнего состояния Прайма Рэтчет видел в том, что тот испытал и потерял. Медик без слов понял все в тот самый миг, когда Прайм вошел в медицинский отсек.
- Ты все-таки поступил по-своему. Я советовал тебе прекратить встречаться с ним, а ты не послушался.
- Рэтчет, не усложняй.
Из всех мехов, кого он знал еще с той поры, когда был просто Оптимусом, с Рэтчетом он был знаком дольше всех. Стоящий рядом с Альфой Трионом медик был первым, кого он увидел, открыв оптику. Позже он понял, что напряженное, измученное и тревожное лицо Рэтчета в тот день выдавало в нем меха, на которого оказывают огромное давление. Но медик редко подолгу оставался расстроенным или встревоженным.
- Сделанного не воротишь, - вздохнул Рэтчет. – Он сбежал, а ты должен быть благодарен за то, что остался жив. Было бы гораздо хуже, попытайся он сделать нечто большее, чем выманить несколько секретов у тебя и Персептора.
Прайм закрыл лицо руками.
Поначалу Рэтчет демонстративно игнорировал Прайма, делая вид, что занят медицинскими шинами, но он мог оставаться отстраненным не дольше, чем расстроенным.
- Да, я знаю. Да, болит. А я предупреждал. Если тебе повезет, это пройдет, если же нет…
- Что тогда?
Медик передернул плечами, собирая волю в кулак:
- Хочешь знать? Хорошо, я скажу тебе. Я видел, как мехи умирают, потеряв любовника, с которым делили массу. Это редкость, но порой это может быть хуже, чем связь искр.
Прайм стоял в медицинском отсеке глыбой инертного металла, поглощенный словами Рэтчета.
- Вы никогда не делили искры, и ты знаешь, что он обманывал тебя. Прогноз положительный. Выздоровеешь.
Он с трудом мог поверить в это, но в голосе Рэтчета не было сочувствия.
- Ты говоришь так, будто я болен.
- Ты никогда раньше не был заражен ложью, Оптимус, я ведь тебя знаю. Я уверен, он нашептывал тебе восхищенные слова, разбивая в прах догмы наших жрецов, заставляя тебя чувствовать то, что ты и представить не мог. Десептиконы поставили себе целью разгадать тебя. Он знал такие рычаги давления на тебя, о которых ты сам не подозревал.
- Ты считаешь меня глупцом, Рэтчет? Ты думаешь, я не рассматривал подобный вариант?
- Я думаю, что ты знал, на что рассчитывать, когда делил с ним массу. И это привело к тому, что мы имеем сейчас.
- Ты медик, - тихо проговорил Прайм. – Сделай что-нибудь.
- Что?
- Заставь меня забыть.
Рэтчет бросил резко и мрачно:
- Сосредоточься на своей церемонии Заключения Уз искр. Что бы ты там ни говорил, это радостное событие.

+++

@темы: Transformers, перевод, в процессе, фанфикшен

---

The World's Translated Thus (transformers fic)

Два: Убей его
Автор: Abyssal1 (aleph_abyssal.livejournal.com)
Рейтинг: R
Персонажи: Оптимус Прайм, Старскрим, Мираж, Пауэрглайд

«Твоего обещания заключить Узы с Миражом недостаточно. Ты должен избавиться от Старскрима. Ты должен доказать, что можешь поставить свой народ выше себя… выше своих желаний».
Если у жизни в Арке и были недостатки, они сводились к тому, что никто не мог остаться в одиночестве. Как может кто-то, оставшись один, быть в безопасности? У Земли не было бесконечных уровней Кибертрона, многообразия ячеек, переходов и заброшенных пространств. Здесь были лишь земля и небо, и пустота между ними. Негде спрятаться, некуда сбежать. Дюжина частот, перекрещиваясь, сканировала пространство вокруг вросшей в грунт базы автоботов, каждая из них чувствительна к взмаху крыльев насекомого на скале, к росту кактуса после дождя.
Единственной на тысячи километров вокруг мертвой зоной, недосягаемой для их радаров, был тридцатиметровый клочок земли, который автоботы прозвали карнизом часового. Он представлял собой равнину, укрытую в тени более высоких скал, на самом краю возвышающегося над основной пустыней плато. В этой части долины плоские холмы цвета киновари образовывали лабиринт из впадин и подъемов, а голубизна небосвода напоминала ореол искры.
В первые годы их жизни на Земле один из разведчиков, не доверяя инопланетному ландшафту, предложил оснастить карниз часовым – маленьким автоматическим роботом, чья программа самосохранения заставляла хозяина посылать радиосигнал в том случае, если произойдет что-то необычное. Последующие недели не принесли ценной информации с точки прослушки. Хранящиеся в памяти Телетраан Один записи показывали лишь суету населяющей скальные трещины органики, и один раз – случайно забежавшую с верхнего плато рысь. Со временем часового перенесли в более подходящее место, но имя прилипло к карнизу, хоть он и оставался пуст.
Ни один датчик не засечет двух мехов на карнизе часового. Они смогут укрыться от мира.
Старскрим летел впереди, выписывая в небе мертвые петли. Последняя серия его виражей заставила Прайма скривиться. Портативные ракеты не могли сравниться в маневренности с искателем, а у автоботов не было настоящей традиции полета. Даже аэроботы, искродети Уилджека, были перманентно привязаны к земле. В воздухе они казались тяжелыми и неповоротливыми. Глядя на Старскрима, легко было увериться в его неуязвимости – серебряно-красная вспышка в небе, иллюзорная как сон за миг до конца перезарядки.
Активировав реактивный ранец, Прайм начал вертикальный подъем, гладя, как Старскрим, полыхнув дожигателями, несся прочь, пока не стал темной точкой в бескрайней голубизне.
Лучше, чтобы он летел все дальше и дальше, в стратосферу и открытый космос. Лучше ему не возвращаться назад.
Прайм решил преодолеть последние сотни метров без помощи реактивного ранца, стремясь напряжением прогнать нервную энергию, разрушающую его изнутри. Он боялся думать о том, что ему предстоит.
Как раз в тот момент, когда Прайм всерьез начал опасаться, что Старскрим улетел прочь, рев самолетных двигателей встряхнул мелкий гравий на плоской вершине скалы. Серебряный и алый сверкнули за миг да трансформации. Миллионы граней и плоскостей сложились сами в себя. Заходящее солнце осветило обнаженную протоплоть, когда экзоскелет исчез в подпространстве, и антропоморфное тело искателя сложилось из сместившихся частей.
- Все еще не забрался? Захоти ты этого специально, тебе не удалось бы ползти еще медленней.
Прайм перемахнул через край обрыва, отряхивая пыль с экзоскелета. Старскрим кинул на него скучающий взгляд.
Прайм никогда не переставал удивляться, насколько маленьким казался искатель в своей антропоморфной модели, гораздо меньше, чем можно было ожидать от меха с такой мощной трансформой: сплошные квантовые частицы, страпельки и квантовые струны, скрывающие нечто гораздо более массивное. Неровный свет заката оставил оранжевые росчерки на темном лице Старскрима, и казалось, что на высокие скулы искателя нанесена боевая раскраска.
Прайм хотел прикоснуться к его щеке.
Он хотел просто прикоснуться.
Сгорая от желания, он сдерживал себя. Он не изменит конечной цели.
«Будь сильным, - думал он, - твои чувства рождены обманом и ложью».
- И часто ты здесь бываешь? – спросил Старскрим, балансируя на самом краешке скального карниза. Ветер скользил по его крыльям, и, даже отключив двигатели, Старскрим оставался в своей стихии, стоя на цыпочках с изяществом, какого Прайм не видел ни в одном из автоботов.
А помнишь…
Нет. Не смей и думать о том, как он говорил с тобой, как делился страхами, как занимался с тобой любовью. Не вспоминай о том, что он смотрел на тебя не как на мертвого идола древней жестокой религии. Он нашел твою слабину, знал, что говорить. И это привело тебя сюда.
- Осторожней, упадешь, - машинально предупредил Прайм, тут же подумав о том, что упади искатель, и все стало бы намного проще.
Взглянув на него, Старскрим потянулся навстречу ветру, и Прайм с дрожью шестеренок представил, как искатель срывается вниз. Старскрим отступил от края:
- Не упаду.
«Разумеется, нет», - подумал Прайм. Старскрим был более живуч, чем любая механика или органика. Как еще он сумел бы прожить столько лет рядом с Мегатроном? Как иначе ему удалось бы столь быстро втереться в доверие к автоботам?
Много месяцев назад, когда Старскрим попал к ним, он был грудой металла, искореженный и одичавший. Он отправил молодого бота к Всеискре и едва не оторвал руку Реду Алерту, пока его удалось скрутить, и даже прикованный к полу ангара он продолжал дергаться.
Проул был в ярости. Он руководил Арком, пока Прайм вел на Кибертрон переговоры о союзе между несколькими фракциями. И сейчас в их ангаре был заключен монстр, слишком важный политически, чтобы убить, слишком опасный, чтобы отпустить на свободу. Они не знали, что делать.
Автоботы редко брали пленников, и кто-то, чей ранг был почти так же высок как статус Мегатрона, попадался им впервые.
Несколько дней они спорили.
- Убей его, - уговаривал Айронхайд Прайма. – Совершенно ясно: он в немилости у десептиконов. Мегатрон измажет его имя грязью. Для своих он не станет мучеником.
Джаз отчаянно настаивал на противоположном:
- Мы захватили его не во время военного конфликта. Он был безоружен. И это – определенная этическая дилемма. Нам и так с трудом удается удерживать лояльность нейтралов с темной стороны Кибертрона. Если они узнают, что мы убили безоружного, половина планеты взорвется.
Решение предложил Проул:
- Мы взломаем его. Раскроем нагрудную броню и считаем информацию из его искры силой.
Ответом послужила шокированная тишина. Без согласия деление искрой ради одной лишь информации приравнивалось к пытке, а то и к изнасилованию.
- Вытянуть силой из меха информацию все равно, что содрать с него живьем броню, – проговорил переполненный отвращением Джаз. – Ничего не может быть хуже.
Боты Арка препирались еще несколько дней. С Кибертрона просачивались слухи о мятеже. Орбита их прекратившей вращение планеты была зафиксирована. Над Яконом сиял перманентный день, темные города Тарн и Каон погрузились в бесконечную ночь. Нейтральные мехи с темной стороны, погрязшие в нищете и голоде, редко находили топливо для бунта. Но в них кипело чувство обиженной справедливости, что периодически выливалось в социальные беспорядки, напоминая едва сдерживаемую плотиной волну.
- Я сделаю это, - согласился Прайм.
- Но он же живой, - не унимался Джаз. – Это совсем не то, что считывать воспоминания мертвых мехов.
Прайм понимал, что, не считая его самого, Старскрим пересилит любого из автоботов. Не раз Прайм вытягивал информацию из десептиконов, еще не успевших отойти к Всеискре, и он чувствовал их смертельные защитные механизмы.
Но Прайм был опытен и силен в искусстве деления искрой. Он занимался искросексом с Джиаксусом, лучшим солдатом Новы, научившись у него ужасному мастерству вторжения в искру. Прайм знал, как извлечь чужую информацию, не раскрыв своей собственной.
К тому же он втайне сгорал от любопытства. Он видел Вице-Командира десептиконов лишь в смазанных вспышках на поле битвы или в несущей смерть альтформе. Но никогда – антропоморфного и беспомощного.
- Я всегда знал, - мягко возразил Прайм. – Когда Старейшины отдали меня Джиаксусу, чтобы я стал его учеником и любовником, я предвидел, что однажды мне придется использовать то, чему он меня научил.
- Он научил тебя быть жестоким?
Прайм отвел взгляд:
- Он показал мне, что это значит, - помедлив, он продолжил. – Как Прайм я разрешаю подобный акт. Это не противоречит Закону.
Первое, что подумал Прайм, вступив в ангар: «Праймус, как же он мал». Не настолько маленький как Бамблби. Старскрим был больше Джаза или Проула, почти такой же большой как Рэтчет. Но Прайм ожидал, что в антропоформе Старскрим сможет сравниться с Мегатроном. В конце концов, слухи говорили о вражде и соперничестве между двумя лидерами десептиконов. Прайм ожидал увидеть гиганта.
Рассматривая меха, прикрученного стальным кабелем к полу, Лидер автоботов испытывал едва ли не жалость.
Старскрим с ненавистью глядел на Прайма. Тот даже задумался: может ли взгляд десептикона разрубить меха пополам, как в страшной сказке для искродетей. Он никогда прежде не встречал столь яростную ненависть.
На десептиконе Прайм знал лишь несколько фраз, но для того, чтобы начать разговор этого было достаточно.
- Зачем ты пришел к нам?
Его десептикон был отвратителен. Искатель ответил злобным взглядом и отвернулся, но прежде Прайм заметил, как отчаянье скользнуло по красивому темному лицу.
Старскрим знал, что его ждет, понял еще в тот момент, когда сам Оптимус Прайм вошел в ангар.
Прайм проговорил на автоботе:
- Ты пришел к нам, потому что у тебя не было выбора, так?
Но алая оптика оставалась непонимающей, и Прайм не рассчитывал на иное. Вряд ли Старскрим понимал языки или коды автоботов. Оставался английский, и далеко не все десептиконы разговаривали на нем достаточно бегло. Прайм вспомнил изумление Спайка, услышавшего как автоботы и десептиконы обмениваются английскими ругательствами, путаясь в грамматических оборотах подобно человеческим детям.
Но для вторжения в искру ему не потребуется понимание.
- Почему ты здесь, Старскрим?
- Увидеть твою смерть! - десептиконский акцент Старскрима окрашивал человеческий язык низкими тонами, полными статики.
- Маловероятно, особенно, если ты связан по рукам и ногам. Неужели Мегатрон, посылая единственного воина, ожидал итога иного, чем потеря бойца.
- Я уничтожу тебя, - выкрикнул Старскрим. – Я разорву тебя на кусочки и сотру твою искру в порошок.
- Не сомневаюсь, будь у тебя время и поддержка. Но тебя нашли одного, раненого, а значит: ты что-то недоговариваешь!
Снова безнадежный взгляд. Ненависть в оптике десептикона была абсолютной, и ответом Прайму был лишь полный безнадежности шепот:
- Убей меня, и покончим с этим, автобот.
Что-то сломалось в Прайме, он не знал что: усталость ли, принесенная долгой войной и внезапной покорностью пленника. Ему хотелось разделаться с этим как можно скорее. Он сел Старскриму на грудь, отвесил тяжелую пощечину, раскрывая золотое стекло кабины. Раньше он видел лишь угасающие искры десептиконов, но никогда сияющие, пульсирующие жизненной силой.
Извращенный, едва сдерживаемый восторг затопил датчики Прайма. «Не вздумай получать от этого удовольствие, Оптимус,- одергивал он себя. - Это акт войны, миллионы лет запрещенный на Кибертроне». Он уже жалел о принятом решении. Слишком много лет прошло с тех пор, как он последний раз открывал свою искру другому. Происходящее слишком напоминало искросекс. Его искра будет тянуться к схожему источнику жизненной силы и увлечет за собой тело.
Старскрим сходил с ума от недостатка энергона, из его сочленений сочилась смазка. Искатель извивался под бедрами Прайма:
- Ты такой же, как он. Хочешь быть похожим на Мегатрона, тогда бери меня так, как брал он!
Внимание Прайма привлек странный скрип. Он взгляну вниз и широко распахнул оптику, увидев, как Старскрим раздвигает паховые пластины, открывая сияющее отверстие, чьи мокрые от смазки внутренности вспыхивали радужными оттенками энергона.
- Он использовал меня и делал мне больно. Ты это хотел узнать? Это принесет тебе утешение, Прайм?
Протоплоть, нечто среднее между органической тканью и металлом. Прайм отстранился от пленника, стараясь избежать взгляда его оптики, стараясь не смотреть на самую сокровенную и надежно скрытую часть любого меха. Зачем он это делает? Беспомощность была непристойной, ранящей.
- Стоп, - проговорил Прайм, чувствуя, как прыгает в груди искра. Никогда прежде он не видел протоплоть живого меха. – Прекрати.
- Возьми то, что хочешь, - с безумным отчаяньем прокричал Старскрим. И Прайм внезапно понял, кем и чем он в этот момент был: нависшим над меньшим мехом гигантом, готовым напасть на того, кто пришел к ним безоружным и беззащитным. Происходящее было настолько несправедливым, что Прайму стало тошно. Все его программы требовали защитить того, кто не мог сам за себя постоять. Внезапно его охватил удушающий, головокружительный голод. Ранее он лишь слышал о телосексе – подслушанные невольно обрывки разговоров, шепот об извращениях десептиконов. Прайм никогда бы ни подумал, что желание освободить протомассу из плена экзоскелета, позволить ей войти в тело другого, может быть столь сильным.
Невообразимое святотатство.
Потея смазкой, рыча выхлопными трубами, Прайм закрыл броню искателя и аккуратно сдвинул его колени. Праймус, он не мог оторвать оптику от бедер Старскрима, длинные пластины брони неудержимо тянули взгляд.
- Я – не он, здесь ты в безопасности.
Старскрим взглянул на него, лицо пусто от удивления. Он пробормотал что-то на десептиконе, затем проговорил:
- Спасибо.
Освободить Старскрима из цепей было актом высшего доверия. Одним из самых отчаянных испытаний лидерства Прайма стало сказать: теперь он один из нас. Соратники думали, что он сошел с ума, что война заставила глючить его логические цепи.
Возможно, они были правы.
На этом заброшенном плато Прайм вспоминал тот первый день, гадая, когда его защита дала трещину. Как Старскриму удалось найти его собственный карниз, ту часть, которую можно использовать в своих целях?
- Мы не были здесь раньше, - осторожно проговорил Старскрим. Он не убрал крылья. – Я думал, что знаю все потайные места вокруг Арка.
- Нам нужно кое о чем поговорить.
Прайм задумался о том, почувствовал ли Старскрим то, как изменился его тон. Искатель не был легко привыкающим ко всему новому Джазом, который перенял земной язык со всеми его идиомами так, будто тот был его родным. Страскрим не смог привыкнуть к английскому.
Если Старскрим что-то и подозревал, сейчас было самое время показать недоверие. Но искатель оставался невозмутимым как истинный десептикон.
- Прайм, Персептор сказал… - Старскрим запнулся, кинув на Оптимуса тяжелый взгляд. И на долю секунды Прайм увидел в его оптике едва сдерживаемое отвращение, то самое, которое излучал искатель в первые дни.
- Некоторые из проектов Персептора требуют моего пристального внимания.
- У Персептора много проектов. Но он всегда доводит до конца начатое исследование.
- Не все его проекты полезны. Иногда он тратит время на чужие эксперименты.
Старскрим сузил оптику.
- Говори, что хотел. У меня сонар глючит, - Старскрим был необычно угрюм. – Я не хочу летать по темноте до тех пор, пока Рэтчет не проверит его.
Закатные лучи отбрасывали длинные тени на ландшафт чухой планеты, столь отличной от их родного дома, что от одного осознания этого делалось больно. Прайм, чувствуя, как рассыпается его решимость, ведь он всегда был наполовину сломлен рядом со Старскримом, положил ладони на теплый металл талии искателя.
Старскрим вздохнул, но не отстранился, хоть каждый его жест и кричал Прайму: я не хочу.
Невыносимый голод пополам с горечью захлестнул Прайма, когда он прижался к груди Старскрима, чувствуя щекой золотое стекло кабинки, гадая: неужели все закончится так.
Искатель был беспокойным под его руками. Он чувствовал, как Старскрим пытается найти точку опоры на скале, отодвинуться.
Прайм сильнее сжал его талию и выдохнул вопрос, который не собирался задавать вслух:
- Что у тебя с Персептором?
Старскрим застыл, медленно и осторожно ответил:
- Он – друг. Коллега-ученый. Он учил меня обычаям автоботов.
И сейчас учит? Возможно, когда-нибудь в безликом будущем он, взглянув назад, вспомнит этот вечер как последний проведенный в объятьях другого меха, неважно автобота или десептикона. Последний потому, что он не представлял, как сможет заставить себя пройти через это вновь, через эту смесь знания и неуверенности, через безымянную голодную боль, которую невозможно утолить.
Убей его.
Дай мне еще одну ночь, Проул. Я хочу получить ответы.
Он не мог сделать это.
Его голубая оптика отражалась в броне искателя. Прайм чувствовал его протомассу, обжигающий жар под паховой броней. Металлическая кожа Старскрима сияла в лучах солнца.
Сдавшись, Прайм тихо застонал и опустился на колени. Он вжал Старскрима в скалу, сняв маску, прижался щекой к его бедрам. Искатель задрожал, пытаясь оттолкнуть Прайма:
- Не здесь. Потом.
- Старскрим…
- Пожалуйста, Прайм. Не сегодня.
Не завтра и не вчера. И не за несколько дней до этого.
Прайм не отпускал Старскрима. Его процессоры продолжали выдавать отчеты о повреждениях: что-то болит. Он навалился на искателя всем весом, не давая бывшему любовнику пошевелиться.
- Старскрим… - повторил Прайм, и последовавший за этим то ли шепот, то ли рык означал лишь одно: не смей противиться мне.
Искатель перестал дёргаться, застыл напряженно и неподвижно. Что это? Страх? Покорность?
Нанеси ему удар сейчас. Старскрим должно быть почувствовал опасность и, стараясь выиграть время, раздвинул броню, открывая чувствительные переплетения нанотрубок и схем, мембраны своей протоплоти. Он всегда колебался, позволяя Прайма прикасаться к ней пальцами, но не мог устоять против нежного нажима губ любовника. Сначала он возражал, стесняясь подобной близости, однако стоило Прайму отстегнуть маску и, прижавшись к его экзоскелету, проурчать несколько строф, как Старскрим, выгибаясь от наслаждения, впускал его в себя.
Прайм точно знал частоту вибрации, которая заставляла Старскрима кричать - короткие пронзительные вскрики, которые ближе к перезагрузке превращались в долгие стоны. Он знал горько-сладкий энергоновый вкус искателя на пике оргазма, его гладкий корпус, извивающийся и дрожащий от электрических разрядов, его запах озона. Он пел древние песни, существующие лишь в ультразвуке. Одна из них – поэма времен восхода эры десептиконов, когда новая религия украла у поэта возлюбленного и брата.
Сейчас, поддавшись моменту, Прайм пел её в Старскрима, который принадлежал ему не более чем далекое солнце в зените. «Твоя жизнь стала расплатой/ ты – враг, непроизносимый/ я не должен произносить твое имя/ но каждая моя шестеренка повторяет твое имя/ брат-возлюбленный, как я могу остановиться, пусть мне и грозит смерть…» Ладони Старскрима не прикасались к Прайму, отчаянно вцепившись в красную пыль рядом с его бедрами.
Волнение и горечь сделали его неловким. Прайм раскрыл свою паховую броню, освобождая серебряную протомассу. Старскрим прошептал что-то, не отвечая на его движения. Но Прайм потерял контроль, собственные действия захватили его, и, раздвинув дрожащие колени, он толкался в податливую протоплоть отчаянными рывками. Предательское тело чувствовало грядущую утрату и пыталось заклеймить так много ощущений, как только могло, пока могло, и Прайм превратился в огарки разума в лавине желания.
Мех под его руками не издал ни звука. Даже когда Прайм кричал в перезагрузке - каждый механизм и связка растянуты до предела - казалось, что Старскрим был далеко отсюда. Темное лицо непроницаемо, механические глаза выцвели до тёмно-красного и смотрели в никуда.
Под конец, когда Прайм, липкий от ставшей жидкой протомассы, расцепился, его паховая броня оказалась расцвечена пролитым энергоном и смазкой, а процессоры горели, разогнанные до максимума. Солнце скатилось за горизонт и тени поблекли. Огненные блики исчезли с вероломного лица Старскрима.
Искатель не смотрел на него. Его руки, бороздившие землю, сжались в кулаки.
Неужели Старскриму всегда было так же противно? Неужели он всегда отключал оптику, ожидая, когда Прайм закончит?
Что-то сломалось внутри Прайма. Он был уверен. Чем еще объяснить отчеты о повреждениях, заполнившие его тело? Что-то болит, что-то болит. Внезапно Старскрим взглянул на него.
Унижение вспыхнуло в глазах искателя. Прайм застыл, и Старскрим выскользнул из его рук, оставив в них лишь пустоту.
Шумно вентилируя, он набрал пригоршни песка и начал оттирать с бедер серебряные потеки.
- Не надо было мне сюда приходить. Персептор…
- В чем дело, Старскрим?
Старскрим уклончиво отвел взгляд, затем проговорил:
- Это правда? То, что ты обещал заключить Узы искр с Миражом?
- Правда.
Старскрим кивнул, спокойно и невыразительно:
- Думаю, он тебе подойдет. Вы с ним одного сорта.
Отчеты о повреждениях рушились шквалом. Болит, болит. Прайм знал, что время настало. Он сделал несколько шагов назад, отступив к краю плато.
- Довольно. Говори уже, - резко бросил Старскрим. – Если тебе, конечно, есть, что сказать. Ты же не мог привести меня сюда только для того, чтобы трахнуть.
Он использовал человеческий термин, прозвучавший, даже с десептиконским акцентом, капризно.
- Два дня назад ко мне пришел Уилджек.
- Да?
- Он… он записал то, о чем ты говорил с Персептором. Каждый раз.
Старскрим ничего не ответил, но его оптика вспыхнула гемоглобиновым жаром. Воздух дрожал от высокого напряжения. Казалось, даже по скалам проходят электрические дуги.
- Я был шокирован. И расстроен. Я думал… я думал, тебе и в голову не придет подобное после всего того, что я для тебя сделал.
Каблуки Старскрима рыкнули, набирая заряд.
Запись слов искателя продолжала вторгаться в память Прайма: я не люблю Оптимуса Прайма.
- Неужели было недостаточно того, что я позволил тебе жить свободно среди нас? – от обиды голос Прайма окрасила статика. – Неужели тебе было недовольно того, что я взял тебя на свою койку? Зачем тебе хотелось большего?
Прежде, чем Старскрим успел ответить, визг реактивного ранца эхом отразился от скал, и Мираж, спотыкаясь, сбежал по ближайшему склону. Выругавшись, он восстановил баланс и выпрямился, выхватывая свою плазменную винтовку. Пауэрглайд, трансформировавшийся на верхней кромке обрыва, глядел на них сверху вниз, держа оружие наготове.
Старскрим фыркнул и развернулся вокруг своей оси, чувствуя, так же как и Прайм, чужую оптику, следящую за ними из сгустившихся теней. Он оказался окружен.
- Мы пришли на помощь, - проговорил Мираж, от чьего взгляда не укрылись серебряные брызги остывающей в красной пыли протомассы – явное свидетельство произошедшего. Он скривил губы. – Проул решил, что тебе понадобится помощь в ликвидации этой дряни.
- Тебя сюда никто не звал! – возмущенно проскрипел Старскрим.
- Ты рассказал Прайму о своей болтовне с Персептором? Обо всех этих жалких планах? О том, что ты хотел прибрать к рукам?
Оптика Старскрима была багровой от гнева. До этого Прайм видел десептикона настолько яростным лишь в пылу сражения. Давно ему не приходилось быть свидетелем этой неприкрытой ненависти и унижения в Старскриме, пожалуй, с того самого раза в ангаре, в первые дни его заключения.
- Ржа тебя побери, - выкрикнул Старскрим. – Чтоб тебе ржаветь до самой земли, на которой стоишь!
Следом искатель выпалил поток проклятий на десептиконе.
- Ты совсем стыд потерял? – взорвался в ответ Мираж. – Твои грязные амбиции не знают предела?
- Я был лидером до того как попал к вам, - пронзительно прокричал Старскрим, отступая к краю карниза. – Величайшим из всех лидеров десептиконов. У вас я узнал бесчестье, став пленников и шлюхой Прайма.
- Как ты смеешь… - Мираж подскочил к Старскриму, но тот оказался быстрее, камнем рухнув с обрыва.
Прежде, чем кто-то успел среагировать, Старскрим трансформировался в падении и с громким хлопком активировал дожигатели. Его реактивные двигатели осветили долину оранжевым огнем. На миг Прайму показалось, что искатель взорвался, что его обугленное тело упадет на щебень у подножья скалы.
Послышался сверхзвуковой хлопок, из-за ударной волны по склону горы сошла небольшая лавина песка. За этим последовал гортанный рев трансформации Пауэрглайда и его неуклюжий взлет. Старскрим несся к пурпурному горизонту.
- Догони его, Пауэрглайд, - надрывался Мираж. – Не дай ему уйти!
Прайм оцепенело следил, как Пауэрглайд несколько секунд гнался за исчезающей точкой. В итоге, он принял поражение и с неохотой повернул назад. Боты с А10 альтформой никогда не могли догнать Старскрима, даже летая на обогащенном энергоном горючем.
Мираж выругался, пнув камень.
- Вот ржа, ушел, – он увидел, как Старскрим превратился в пятнышко света и обернулся к Прайму.
- Оптимус, что случилось. Он был прямо тут, перед тобой, беспомощный.
- Я… не смог. – Прайм потер лоб, удивляясь: когда все пошло наперекосяк, куда делись его сила и лидерство. Сложены перед Старскримом. Разрушены до основания.
Подойдя ближе, Мираж погладил его руку:
- Все в порядке. Он не вернется. Мы посадим Персептора на гауптвахту, и очень скоро он ответит на все наши вопросы.
- Да, - вяло согласился Прайм.
- А потом мы спланируем церемонию.
- Церемонию?
- Да, нашу Церемонию Заключения Уз. Помнишь?
- Ох, конечно.
Прайм встал на колени, чтобы поднять реактивный ранец, и закинул его на спину. Почему он такой тяжелый? Почему даже сила земного притяжения кажется слишком большой?
- Мы должны успокоить Старейшин Альф, официально представиться Сенату. Будет лучше, если мы как можно скорее свяжем искры…
Мираж продолжал говорить, но Прайм его не слушал. Его внимание странной центробежной силой, как магнит к полюсу, как стрелку компаса на север, тянуло к последним вздыхающим вспышкам света на горизонте, за которым исчез Старскрим.

+++

Примечания переводчика: Джиаксус много кем был в комиксовой ветке вселенной трансформеров, но в этой истории он – всего-навсего фаворит жестокого Новы Прайма.
Автобот и десептикон – два основных языка кибертронцев. Хоть и имеют общие корни (с той лишь разницей, что на десептикон оказали значительное влияние диалекты инсектиконов и зверей), на момент описываемых в истории событий кардинально отличаются друг от друга, как в плане грамматики, фонетики и т.п., так и в плане смыслового наполнения, вкладываемого в те или иные слова. Последнее делает практически невозможным понимание автоботами языка десептиконов и наоборот. Поэтому после прибытия на землю противоборствующие стороны общаются в основном на перенятом у людей английском.
Оба языка имеют множество «подъязыков», используемых в зависимости от обстоятельств, статуса говорящего и т.д. Так, например, Праймы - предшественники Оптимуса общались исключительно на высоком автоботе – языке, используемом в большинстве священных текстов, обрядов и юридических кодексов. В качестве другого примера можно привести широко используемую десептиконами проклятье-речь, выработанную для общения с врагом, главная цель которой, как несложно догадаться, этого самого врага оскорбить и унизить.
Кроме автобота и десептикона на Кибертроне существует достаточно большое количество наречий и жаргонов, используемых разными племенами, кастами и общественными слоями. Например, Старскрим в последующих главах общается с Персептором на одном из диалектов ученых.

@темы: Transformers, перевод, в процессе, фанфикшен

---

The World's Translated Thus (transformers fic)

Оставлю-ка я это пока здесь, до того момента, когда наберусь храбрости выползти из темного угла и запостить перевод в одной из трансформерских коммун.

Истолкование мира

Довольно давно на дайри были переведены первые две главы этого фика (skein.diary.ru/p53500513.htm). Перевод закончен не был, а ссылка на сам текст в данный момент битая. Возможно, переводчик утратил к данной работе интерес или не может заниматься ею по каким-либо другим причинам. Тем не менее я посчитала возможным позаимствовать из тех начальных глав русский вариант названия, так как он, на мой взгляд, наиболее точно отображает английский заголовок фик.
Я отдаю пальму первенства предыдущему переводчику и полностью признаю его право на русский вариант названия. Какие-либо совпадения с моим текстом и тем переводом безусловно случайны.
Коротко говоря: публикуя свой перевод, я ни в коем случае не хотела обидеть, пусть и ненамеренно, предыдущего переводчика или претендовать на его лавры.

Автор: Abyssal1 (aleph_abyssal.livejournal.com)
Вселенная: AU от G1 и IDW
Краткое содержание (от автора): Оптимус/Старскрим AU. Испытывая необъяснимое влечение к вчерашнему пленнику Старскриму, Оптимусу Прайму придется преодолеть запреты культуры автоботов и собственное прошлое прежде, чем спасти свою умирающую планету.
Краткое содержание (от переводчика): Попытка оценить вражду десептиконов и автоботов не только с позиции "хорошие-плохие", но и через призму множества культурных, психологических и даже языковых различий между сторонами противостояния. Попытка реконструировать историю, политический строй и религиозные верования Кибертрона.
А если совсем коротко: история отношений того, кого считают живым богом, и циничного еретика-ученого.

Часть 1

Эпиграф (от переводчика)
Любимых убивают все,
Пусть знают все о том:
Один - метнет кинжальный взгляд,
Другой - пронзит словцом,
Трус - поцелуем впрыснет яд,
Смельчак - сразит клинком.
Оскар Уайльд «Баллада тюрьмы Редингтон»

Один: Открытие

Рейтинг: PG-13
Персонажи: Оптимус Прайм, Проул, Мираж, Уилджек.

В конце концов, ему рассказал Проул, другие просто не посмели. И даже Проул не сказал, а прошептал на высоком автоботе – древнем языке поэтов и воров, и исповедей предателей.
- Прайм, ты должен его убить. Отведи его на станцию прослушки. Он не заподозрит ничего. Никто ничего не увидит.
Нет. Но все ждали чего-то. Каждый из них, начиная от воинов-автоботов, которых странные развилки на путях войны завели столь далеко от дома, до тех, кто остался на Кибертроне, надеясь собрать рассыпавшиеся осколки цивилизации. Все до единого.
Если Прайм успокаивался, он достигал глубинных коммуникаций, доступных ему как кибертронцу и лидеру, чувствуя беспокойство, непрекращающийся шёпот в электромагнитном эфире. Нечто зрело в рядах бойцов, угрожая вылиться в мятеж. Нечто, о чем не говорили вслух, но что неизменно присутствовало в каждом беглом взгляде и каждой короткой вспышке искросекса.
Все чаще из киберментального течения просачивались слова. Иногда это были «перемена» и «десептикон», иногда – «Прайм» и «позор».
Теперь его окружение не пыталось скрыть подозрение и страх: понимание того, что плелся заговор, нити которого вели к Старскриму.
Поначалу за подобные слова Прайм едва ли не отвесил Проулу затрещину. От ярости, столь чуждой и органической в механическом теле, его трясла дрожь.
- Я не убью его, Проул, он слишком важен для нас.
- Для нас? Для тебя, Прайм.
Проул оставил Прайма в одиночестве.
Он был один потому, что отдал себя Старскриму, надеясь получить в ответ слишком многое. Окружение Прайма могло понять острую жажду физического наслаждения. Они могли простить, глядя на покрытое боевыми шрамами тело Прайма – грустное свидетельство жизни, полной самоограничений.
Но они никогда не смогли бы простить то, что последовало после.
Потерянный, Прайм бродил по залам Арка, делая вид, что проверяет готовность бойцов и их вооружение, но втайне надеясь найти его. Однако он оставался неуловимым.
Приход ночи сулил атавистическую боль циркадианного ритма. Лежа на койке, Прайм ждал Старскрима, но тот не приходил, и Телетраан Один шептала голосом, полным тефлона: «Сегодня ночью он у Персептора».
- О чем они говорят? – спрашивал Прайм, удивляясь, от чего так болит в груди. Казалось, что собственный экзоскелет слишком мал для него. Сочленения ломило так, будто они были растянуты до предела возможного.
«Не могу сказать точно – Персептор поставил звуковую защиту в своей каюте.» продолжал нашептывать компьютер. «Но я расшифровала три строчки песни: Мой цикл повторяет твое имя. По старой традиции её поют перед заключением Уз искр, когда двое решают…»
- Стоп, - прерывал Прайм. - Довольно.

@темы: Transformers, перевод, в процессе, фанфикшен

---

Get Out of My House! (Batman fic)

Когда-то давным-давно я перевела этот фик для замечательного сайта EmperorJoker. Сомневаюсь, что мой перевод будет кому-то интересен сейчас. Но это первый переведенный мной фик, к тому же автору удался на редкость адекватный оригинальный женский персонаж, что по нынешним временам большая редкость, так что я все-таки "повешу" перевод здесь (хотя бы для истории)

Название: Get Out of My House! (Прочь из моего дома!)
Автор: Checkerboards (www.fanfiction.net/u/683674/Checkerboards)
Рейтинг и жанр: PG-13, джен
Персонажи: Эдвард Риддлер Нигма, ОЖП
Краткое содержание. Вопрос: «Когда убежище Риддлера совсем не убежище?» Ответ: «Когда в квартире живет кто-то ещё»

Эпиграф (от переводчика)
Горе от ума © А.С. Грибоедов

Глава 1: Девушки, девушки, девушки

У чего три головы и совсем нет мозгов?
- Нет, другое лево! - зло бросил своим помощницам Риддлер как раз в тот момент, когда они готовы были вломиться не в ту дверь. Серьезно, если б он не нуждался в мускулах, оставил бы девушек дома. Лучше бы, он вообще не нанимал их. О нет, для начала, ему никогда не следовало заходить в тот долбаный бар и напиваться в их компании. Они клялись, что являются профессионалами, а он пьяно верил каждому слову. Сейчас, на трезвую голову эти заверения выглядели скорее жалкими.
Расположившись напротив нужной двери, девушки, сдвинув пистолеты, пробормотали «Marteau chanceux» («На удачу», как объяснили они озадаченному Риддлеру в первый раз, игнорируя тот факт, что тогда в качестве репетиции «грабили» одно из его пустых убежищ и удача была ни к чему). Три ботинка с размаху пнули дверь, которая, тем не менее, стойко отказалась театрально сорваться с петель. С громким «ой» девушки отступили для переоценки ситуации.
Эдди закрыл лицо рукой в перчатке. Дуры.
- Дверная ручка! - прошипел он.
Но раньше, чем девушки успели выполнить приказ, дверь открылась. На пороге стоял худой очкарик с надкушенным шоколадным батончиком в руке.
- Могу ли я Вам… помочь… - выдавил он под прицелом трех пистолетов. Повисла живописная пауза.
Одна из девушек, Вопрос, с сосредоточенным выражением лица выступила вперед:
- Что… что желтое и продолговатое…
- Жуткое, - перебила стоящая слева Версия. - Что жуткое и желтое, и весит с тонну золота?
- Нет, не так, - третья, Викторина, гневно нацелила пистолет на подруг. - Нужно: что желтое и золотое, и…
- Забудьте, - прервал Эдди, чьи надежды на респектабельный загадочный грабеж испарились вместе с перепутанной загадкой. Он дал им одну загадку – одну! – и они даже не могут повторить её. - Просто войдите внутрь.
- Есть, босс, - Вопрос за ворот втащила мужчину в помещение. - Это ограбление! - радостно сообщила она второй обитательнице комнаты, женщине средних лет с огромным неряшливым сэндвичем в руках. Громко вскрикнув, женщина метнула бутерброд, который с глухим шлепком ударился о потолочную лампу. Помидоры, салат, бекон и множество других вкусностей посыпались на Риддлера и его помощниц. Кусок пропитанного майонезом хлеба аккуратно повис на кончике пистолета Версии.
Эдди изящно смахнул с плеча кусочек ветчины. О’кей, они неуклюжи и пахнут как клетка с мартышками, но, во всяком случае, они не принимают за эталон криминального поведения фильмы категории В.
Викторина подскочила к сейфу в углу комнаты.
- Есть! - вскрикнула она, бешено вращая тумблер, прижав ухо к дверце сейфа и прислушиваясь к щелчкам внутри.
Закатив глаза, Эдди отодвинул девушку с дороги. 54-23-12. Дверка сейфа раскрылась, явив прекрасные пачки денег. Наконец-то, хоть что-то пошло правильно. Наличку сгребли в большие брезентовые мешки. Преследуя собственную выгоду, несколько пачек банкнот Эдди рассовал по карманам.
- Уходим, - покидая комнату, бросил он, игнорируя двух застывших охранников. Девушки в клетчатых трико последовали за ним.
В безопасности фургона Эдди немного расслабился. Дождавшись, когда он пристегнется на пассажирском сиденье, Версия сорвала машину с автомобильной стоянки.
Не успев проехать и квартала от места ограбления, Вопрос выудила из своего мешка пачку долларов. С криком «уиии!» она пустила деньги по ветру. Смеясь, Викторина повторила её жест. Они забрасывали друг друга деньгами в то время, как Версия пыталась вырулить на хайвэй. Эдди из последних сил пытался все это игнорировать. Он вернется домой, заберет свою долю и будет держать их в ежовых рукавицах. Он никогда не повторит сегодняшнюю ошибку. Никогда. Это даже хуже, чем тот раз, когда они с Харли Квинн пытались ограбить поместье Уэйнов в одну и ту же ночь.
Бросив сердитый взгляд на заднее сиденье, Эдди прорычал «Потише там» на двух счастливо визжащих девушек.
Прощебетав «Простите, босс», они начали запихивать деньги обратно в мешки.
Благословенная тишина длилась почти тридцать секунд.
- Эй, это мое, - Викторина выхватила пачку банкнот у Вопрос.
- Лгунья! Все сотки были у меня…
- Сучка!
- Шлюха!
Надвинув шляпу на глаза, Эдди мысленно сосчитал от одного до десяти в то время, как на заднем сиденье повторялся финальный бой из «Рокки». Скоро они будут дома, осталось потерпеть еще несколько минут.
Его размышления были прерваны воплем с водительского сиденья.
- О черт! - Версия ударила по тормозам. Ремень безопасности Эдди неожиданно превратился в удава. Хватая ртом воздух, он открыл глаза лишь для того, чтобы увидеть как раз напротив гладкую черную машину. В неожиданно наступившей тишине в салоне машины кружились купюры.
О’кей. Все нормально, им просто придется идти домой пешком. Они просто соберут деньги, игнорируя других водителей и… и… Другой водитель свирепо смотрел на них через огромную дыру в окне своего автомобиля. Одно из ушек на его капюшоне было согнуто под забавным углом.
Силы небесные, они протаранили Бэтмобиль.
Версия протаранила водительское сиденье ещё раз, что дало бы несколько дополнительных секунд, если бы у Бэтмобиля были обычные двери вместо откидной крыши. Отстегнув ремень, прихватив трость и шляпу, Эдди выбрался из фургона.
К черту девушек и к черту деньги, главное сейчас не попасть обратно в Аркхэм. Эдди бежал вниз по улице, лишь раз оглянувшись через плечо. Три бандитки вцепились в Бэтмэна как морская звезда во вкусную устрицу.
Риддлер вскрикнул под холодными брызгами грязи, оказавшись по щиколотку в ледяной луже. Менять курс времени не было, и он, стиснув зубы, продолжил путь через лужу, поднимая фонтаны мутной воды. Большая часть брызг попала ему на лицо, когда он, оскальзываясь в мокрых ботинках, огибал угол дома.
И куда, черт возьми, его занесло? Маленький кофейный магазинчик казался знакомым… ну конечно, в конце улицы расположено одно из его укрытий. Он будет в безопасности, если доберется туда раньше, чем Бэтмэн закончит с девочками.
Легкие горели, лодыжки саднили, Эдди бежал. Скользя как хоккеист, окатив волной воды из еще одной лужи газетный киоск, он миновал последний угол. Торжествующая усмешка осветила лицо, когда он спускался по лестнице, ведущей к подвальному убежищу. Тент над ним не только защищал от дождя, но удачно делал его невидимым с улицы.
Он не был здесь почти два года. Перспектива провести ночь в пыльной запущенной квартире не наполняла Эдди энтузиазмом, но это гораздо лучше, чем попасться Бэтмэну. Оказавшись в относительной безопасности под навесом, он снял пиджак и хорошенько отжал его прежде, чем надеть снова. Он был уверен, что оставил какую-то запасную одежду в ванной и несколько банок консервированного супа в кухонном буфете. Совсем не праздничный ужин, хотя ведь и праздновать особо нечего? Он сбежал с жалкой тысячей долларов, недостаточной даже для того, чтобы купить новый грузовик.
Подойдя ближе к двери, он ощутил насыщенный густой аромат. Эдди нахмурился, последний раз, когда он чувствовал нечто подобное, входя в квартиру, оказалось, что в вентиляции застряла дохлая крыса. «О жизнь жулика,» думал он горько. «Заплесневелая старая одежда, консервированный суп и Eau de Souris Mort в вентиляционных шахтах. Счастье.»
Дверная ручка легко повернулась под рукой. Он не помнил, чтобы оставлял дверь открытой, но прошло добрых два года… Бормоча о мертвых крысах и уборке, он распахнул дверь и в изумлении открыл рот.
Кто-то был здесь. Кто-то вломился сюда и… и все перекрасил. Ничего зеленого! Совсем ничего, а все вопросительные знаки исчезли! Кто установил посредине комнаты вместо его дивана этого красного монстра? Кто развесил по стенам фотографии котов и единорогов? Его логово не домик единорогов.
Со стороны кухни донесся судорожный вздох. Эдди в бешенстве уставился на молодую девушку, стоящую у плиты с деревянной ложкой в руках. Одновременно, с упрёком указывая друг на друга пальцем, они прокричали:
- Кто ты и что ты делаешь в моем доме?

Глава 2: Конфликт мировоззрений

Во всем, что произошло далее в маленькой подвальной гостиной, следует винить реалити-шоу. Давным-давно, было очевидно, что если мужчина неожиданно врывается в дом к незнакомой женщине, это делается с целью а) напасть на неё б) что-нибудь украсть в) украсть её саму или г) проделать разом все вышеперечисленное. Раздавался пронзительный вопль, полиция реагировала немедленно, и злодея препровождали в подходящее место, желательно с железными решётками и обстановкой вдоль стен, где ему и предстояло гнить до конца дней своих и так далее, и тому подобное.
Как бы то ни было, с изобретением скрытых камер и телевизионных розыгрышей, человеческий ум вынужден был свыкнуться с такими странностями как появление незваных гостей. Если кто-то смешно одет, значит, происходят какие-то съемки. Становится ясно, почему, когда три шестифутовых белки похищают человека со скамейки в парке, нормальной реакцией большинства прохожих будет пассивное наблюдение, а не звонок копам.
Поэтому никого не должно удивлять, что девушка у кухонной плиты – Джеки Бейкер – увидев у себя на пороге грязного промокшего мужчину, сразу же не позвонила в полицию. Несколько готэмских вечерних телешоу разыгрывало подобным образом обычных граждан. Она не стремилась присоединиться к числу людей, высмеянных на телеэкранах страны.
Однако и разыгрывать радушную хозяйку перед человеком, похожим на залитую шоколадной глазурью клубнику, она тоже не собиралась. Он был грязным чудаком и капал на её ковер. И почему-то, он смотрел на Джеки так, будто это она делает что-то не то.
- Это не Ваш дом, - твердо ответила она.
- О, я осмелюсь утверждать обратное, - холодно ответил мужчина, скрещивая руки. Трость, которую он держал, наклонилась в сторону диванного валика, разрисовав его узором в горошек из брызг.
Хорошо, добавим ещё один пункт в список вещей, которые необходимо выяснить этим вечером.
-Утверждайте что угодно, - отрезала девушка. - А потом выметайтесь отсюда.
- Дай-ка, я тебе кое-что объясню, - зло глядя на неё, прошипел мужчина. - Я…
Снаружи промчалась машина. Он инстинктивно развернулся к двери, зажав трость обеими руками, как бейсболист в ожидании третьей подачи. От него кругами растекалась мутная вода.
- Вы повсюду разносите грязь!
- Заткнись, - прошипел он, не сводя с двери глаз. - Просто… заткнись.
- Это ещё почему? - с вызовом спросила она.
Выдохнув сквозь стиснутые зубы, мужчина медленно проговорил:
- Бэтмэн здесь. Он тебя услышит.
- И что? - Джеки была озадачена. Какое отношение к этому имеет Бэтмэн? Она уставилась в спину мужчины, надеясь на озарение. Увы, на его пиджаке было даже больше вопросов, чем в её мыслях.
Минуточку, знаки вопроса? Почему этот парень одет в костюм, разрисованный… вопросительными знаками… Почему он носит костюм Риддлера?
Если это и шутка, то очень дурного тона. «Как бы то ни было, они могли найти лучшего актёра на роль Риддлера,» думала она, рассеяно помешивая горох и оглядывая промокшего насквозь, грязного человека. «Этот выглядит так, будто живет на улице!»
Возможно, так оно и было. Джеки нахмурилась и оглядела мужчину еще раз. Он точно подделка, под слоем грязи его пиджак расползался по швам. Она не должна кричать на бедного парня, он просто выполняет свою работу, какой бы странной она ни была. Хорошо, она будет доброй, отыграет отведенную ей роль, надеясь после этого отделаться от него без лишней суеты.

-

Риддлер вновь переключил своё внимание на дверь, прислушиваясь к звукам снаружи. Единственный вход – одна из многих причин, по которым он не отказался от этого убежища, хоть оно и было крошечным. Большинство людей считают отсутствие окон недостатком, но Эдди, ветеран бесчисленных Бэт-вторжений, думал иначе.
«Ну и что?» Мысленно передразнил он девушку. Ну и что, что он забрызгал её уродливый красный диван? Ну и что, если Бэтмэн переломает ему обе ноги и утащит обратно в Аркхэм? (Он уже имел счастье испытать это не раз. Нет ничего более болезненного, чем путешествовать перекинутым через плечо Бэтмена, в то время как твои сломанные ноги раскачиваются из стороны в сторону).
Ему отчаянно хотелось просто вышвырнуть девушку на улицу. Но она, скорей всего, будет слоняться поблизости, орать на него, возможно, несколько часов кряду колотить в дверь, и все это точно привлечет ненужное внимание – внимание с заостренными ушками и в черном плаще, которого ему так хотелось бы избежать.
Кроме того, как ни отвратительно это признавать, он не был уверен, что легко сможет вышвырнуть её вон. Эдди был слишком занят планированием ограбления, чтобы нормально питаться в последние несколько дней (Хотя ему действительно не хотелось есть что-либо из приготовленного Викториной). Сейчас, когда адреналин схлынул, он совершенно точно ощущал предательскую дрожь в ногах.
Но у него есть другие убежища, не так ли? Он может просто развернуться и уйти… но перспектива пройти две мили под дождем по полным Бэтменом улицам была весьма удручающей. К тому же мысленная ревизия ещё не найденных Тёмным Рыцарем укрытий заставила Эдди содрогнуться.
Хорошо, рассматривание двери ничем не поможет. Опершись на трость, он повернулся к девушке. Главное не дать ей понять, что он полностью сосредоточен на том, чтобы удерживать себя в вертикальном положении.
- Как ты сюда попала? - спросил Эдди настолько спокойно насколько мог. Уходя из этого места, он оставил на двери два замка-паззла, решение которых было за гранью возможностей кого-либо кроме него самого.
Она пожала плечами, отложив деревянную ложку:
- Я арендую эту квартиру около года.
Он немного успокоился, мысленно пообещав разыскать её арендатора, и сделать с ним что-нибудь неприятное в отместку за превращение убежища во что-то из истории Шарлотты Гилман.
- Вы говорите, что это место принадлежит Вам, но я ни разу Вас не видела. Где Вы пропадали целый год?
Последний год был для него не из лучших. Большую часть времени Эдди провёл в Аркхэме под опекой врачей. Вне Аркхэма он убегал от копов, от Бэтмэна и от пятерки перманентных врагов, чью ненависть он заслужил, казалось, самим фактом своего существования. Но он ничего ей об этом не расскажет.
- У меня много укрытий, - заверил он. - Я не могу пристально следить за каждым из них. Я занятой человек.
- Я вижу, - заметила девушка, следя за каплей грязной воды, упавшей на ковер. Бодро просвистела духовка. Кинув взгляд через плечо на кухню, она вопросительно посмотрела на Эдди. - Эм, послушайте, мой ужин готов…
Желудок Эдди попытался привлечь к себе внимание громким урчанием. «Прекрати» сердито одернул он собственные внутренности.
- Вы… голодны? - нерешительно спросила Джеки.
- Я в порядке, - отрезал Эдди, погрешив против очевидной истины.
- Послушайте, еды хватит на двоих… - заметила хозяйка, пряча улыбку, в то время как желудок Риддлера урчал в предвкушении. - Возможно, мы сможем разрешить наше маленькое недоразумение за ужином. Я принесу Вам полотенце.

@темы: законченное, перевод, Batman, фанфикшен

---

То, ради чего собственно все и затевалось...

Побывав во многих фандомах, я успела перевести немало фиков, которые теперь лежат по разным концам Интернета. Будучи человеком педантичным и до скучного скрупулезным, я пришла к неизбежному выводу, что все это добро необходимо рассортировать и хранить в одном месте.

Поля одуванчиков, как по мне, подходят для этой цели ничуть не хуже любого другого места, так что в этом дневнике будет постепенно выкладываться все, что я перевела ранее или перетолмачиваю в данный момент.

PS. Для тех, кто забрел сюда в поисках Eidolon'а: он в моем to do list'е все еще на первом месте